 город Цфат. история этой фотографии:
|
Я счастлива, что есть прекрасные отзывы о книге, в том числе Ирины Любавиной из “Международной Еврейской Газеты” в статье “Мужская поэзия”, Виктора Малеева из московского “Книжного Обозрения” в
заметке “Кто к Богу прислонён…”, от
Александра Гениса, представившего мои
“ПСАЛМЫ…” к премии Инолита, а также
многих и многих читателей. |
||
|
КАК ЭТО БЫЛО ТаНаХ — Ветхий Завет (Тора, Пророки, Писания) — я получила в подарок в аэропорту по приезде в Израиль в 1973 году. И поставила эти три книги на книжную полку... Прошло 25 лет... Редактор журнала "Роза ветров" Марк Котлярский предложил мне перевести несколько псалмов царя Давида на поэтический язык наших дней, желая показать миру некоторые примеры древней еврейской поэзии в ближайшем номере своего журнала. Он сказал, что это, по рассказам посвящённых, шедевры, что среди них есть такой, который начинается замечательной строкой: "Как олень стремится к источнику вод, так душа моя — к Тебе, Боже..." Я спросила: "А где мне взять оригинал?", на что Марк ответил: "Ну, где-нибудь..." Придя домой, я совершенно бездумно, просто так, сняла с "непосещаемой" своей книжной полки именно Писания (Ктувим), открыв их именно на Псалмах, и тут же бросилась мне в глаза строка из 42-го псалма, которая, исходя из ритма ивритского текста, почти мгновенно выразилась мною так: Как олень спешит к водопою, С этого двустишия — с этого 42-го псалма — который, кстати, и вовсе не Давидов, а создан тремя Сыновьями Кораха, и началась моя работа над Псалмами.  Впервые мне пришлось
встретиться с поэзией, выражающей
уникальное, чистое, бескорыстное и
благодарственное тяготение души
человека к Всевышнему за сотворение
мира и любовь — несмотря на горе и
смерть, на которые обречено любое живое
существо, воспевающей Его таким, каков
Он есть, с мощной поэзией прославления
Его за всё сущее, но, кроме похвал, кроме
пламенного "Аллилуйя!" (призыва
"Хвалите Ягве!"), — смело
предъявляющей претензии, настаивающей,
спорящей с Ним, но и просящей, и
жалующейся, и просто беседующей с Ним...
После первого (42-го) псалма — дабы поскорее выполнить задание — я стала выбирать из тех, что покороче... Затем я поняла, что поэзия Псалмов — это "вопль вспоротого нутра", вопль из-за того, что жизнь конечна и коротка, что Бог непредсказуем и не близок так, как хотелось бы людям в их трудные мгновения и дни, что враг опасен и беспощаден, что обиды, доставляемые нами друг другу — вопиющи... Писали авторы Псалмов об этом бесстрашно, открыто, громко, без ухода в претенциозное остроумие и в излишнее изобилие сравнительных образов, в побочную, богатую живописующими эпитетами красивость. Т. е. писали чистыми красками. Поэтому на претензии критиков начала 20-го века, что нет, мол, в поэзии Псалмов любования, например, голубым цветом неба, можно ответить так: ярко и пламенно написан Бог, Создатель и Властитель мира, Он — и главное действующее лицо, и фон всего происходящего, и было бы непропорционально тратить строку на эпитеты, которые были бы смешны в своей попытке не то чтобы уравновесить Божественный Столб Пламени, проходящий по всем страницам книги, но и вообще быть сколько-нибудь заметными; либо они навредили бы: любое определение "аленький" и любой уменьшительный суффикс в слове "цветочек" приобрели бы мелкую ложную многозначительность. Страдания же человеческой души — приближаются к Божьей значимости. И я поняла, что перевод мой должен заключаться в том, чтобы заглянуть, как за видимую сторону Луны, за лицевую в схоластической рамке сторону каждого псалма (по стилю написания более или менее подобного Торе), чтобы представить себе те образы, которые, несомненно, приходили на ум авторам данных стихотворений и баллад, которые мелькали в их воображении в течение их созидания, но от которых они отказались во имя, может быть, более традиционных приёмов, — чтобы, если и не применять выуженное мною с изнанки, то хотя бы знать больше, чем при первом взгляде можно найти в оригинале и в подстрочнике, о перечувствованном и пережитом Давидом и другими поэтами; хотя, добыв своим воображением из 3000-летней давности большее, чем в первоисточнике, количество материала, разыскав для многих событий источники данных первоисточников (в Торе, в комментариях проф. Касуто и др.), я не прибегала ни к каким вспомогательным средствам, ни к какой "отсебятине": ни к дополнительным сравнительным образам, которые бы ложно усиливали смысл, ни к не свойственным им эпитетам (цветовым — ни в коем случае!), не внесла почти ни одной, доказывающей какое-либо обстоятельство, посторонней метафоры.., за исключением того, что в конечной части 119-го псалма я прибегла к образу корабля, разбитого о рифы, ибо это и был царь Давид в старости, ибо сам себя он назвал овцой, потерянной стадом, и было необходимо дополнить это его неприкаянное скитание по суше, приведшее его к кромке воды, ещё и морским печальным происшествием. Уверена, что и в воображении Давида во время написания этого псалма хоть на миг да и мелькнуло такое сравнение себя с поверженным парусником... Кое в каких псалмах я допустила более подробное описание событий, упоминающихся в них (Божьих чудес либо казней египетских, взяв их из Торы), во имя большей ясности и интересности рассказа... Писать мне было легко. Иногда я сама за собой не поспевала. Все вспомогательные и справочные материалы сами собой оказывались под рукой в нужный момент, раскрываясь на нужной странице, словно по пословице: на ловца и зверь бежит. Всё необходимое неожиданно нашлось на моих домашних книжных полках, в том числе самое всеобъемлющее — толкование ТаНаХа Касуто; на некоторые же вопросы я почти день в день получала ответы, раскрыв газету "Вести", из исследовательских статей Егудит Аграчёвой, например — даты жизни Моше (Моисея)... Несмотря на то, что Псалмы переведены мною современным словесным стилем, я обошлась без необходимых в современном стихе, но отсутствующих в оригинале, по понятным причинам, слов и понятий. Нельзя было применять, к примеру: сталь, мозг, нерв, час (ежечасно), минута, секунда, нота, планета (земля — "не круглая"!)... Нельзя было применять электротехническую, физическую, химическую, медицинскую, музыкальную терминологию, нельзя было пользоваться ассоциациями, ставшими обиходными благодаря 3000-летнему существованию литературы, 2000-летнему — христианства и философии... За этим нужно было следить... Корректором этой книги стала моя школьная учительница Эвелина Михайловна Шорохова, преподававшая в старших классах русский язык и литературу. Она проживает в г. Киеве. Я посылала ей рукописи по частям, она присылала их обратно с выставленной под каждым псалмом оценкой и перечнем замечаний, я снова работала, снова посылала, добиваясь максимального одобрения. Горжусь её мнением, что данная моя переводческая поэзия — воистину мужская! Я и сама довольна каждой своей строкой в этой книге и опять-таки горжусь тем, что на протяжении 436-и страниц поэтического текста нет ни одной глагольной рифмы, свойство которой — уводить иногда даже самый высокий стих в некую частушечность. И снова горжусь, что все 150 псалмов из Библии + 1, найденный в Кумранских пещерах, "виртуозная" — по мнению критики — "уникальная, не имеющая равных в русской литературе, попытка передачи библейского текста образами русской поэзии вместе с достоверной точностью оригинала" (М. Котлярский, журнал "Роза ветров в Москве"). В этой книге:
"...и перекуют они мечи свои на орала, "Отцы ели незрелый плод, "...сеющие ветер — пожнут бурю... "...И пас я овец, обречённых на
заклание... "...Всё — суета и погоня за ветром..." Я благодарю всех, кто способствовал написанию и выходу "Псалмов..." в свет. В. Горт. Итак, отобрала я по разным принципам, некие псалмы, которые не столь божественны, сколь человечны, Выбирать было трудно, т.к. один лучше другого, - не знала, на каком остановиться. Всё же выбрала. Кроме того, не хотелось повторять те псалмы, которые напечатаны в "Мишпохе". Повторила только |
|||
|
|
|||
