Однако в формуле "блаженны нищие духом", как она выражена по-русски, есть особая смысловая нагрузка, благодаря слову "нищий". Сопоставим: в немецком переводе - die geistlich arm sind = "те, кто духовно бедны"; во французском - pauvres en esprit = "бедные в духе"; в английском - poor in spirit = "бедные в духе" тоже. Везде составные выражения, а у нас - термин, слово такое важное: "нищий" - как блаженный, юродивый, родненький, сирый, свой, несчастненький… Слово "нищий" - как прилагательное от "нет", "ни", "ничто". Будущее "нигилист", от Nihil - тоже у нас, русским языком произведен сильный термин и вошел в мировой арсенал идей.
Также и универсальное русское слово "НИЧЕГО" (от "Ничто" тоже) тут близко. "Как живешь?" - "Ничего". - "Как работа сделана?" - "Ничего". - "Как здоровье?" - "Ничего". = неплохо, сносно, смиренно, середненько, но нам более и не надо. Непритязательность русская в этом - тоже юродивом - слове, термине. В этом кротком, сереньком "Ничего" сама нищета духовная обитает, благодаря чему и Свята Русь.

Оттого-то у нас "крестьянство" = "христианство": то же почти слово.
В этом НИЧЕГО - смиренная притязательность на "качество жизни": самоограничение, довольство малым, а, значит, со-мирение = не калеченье природы, как Божья мира и Творения вокруг. И как чужеродно вторгся сюда принцип марксова соблазна: "удовлетворение постоянно растущих материальных и духовных потребностей", а ныне американизм с гонкой потребления и престижа. Очумение это и ошаление - зачем нам? При жизни на уровне "ничего" - нам гораздо больше простору и времени для царствия небесного: для внятия его и занятия им.
Вспоминается, как эстонский философ и поэт Уко Мазинг объяснял в 1964 году в Тарту, почему Эстонии, которая между Германией и Россией, все же лучше с Россией: "Немец приходит - он хочет всего лишь немножко убивать. Русский приходит - все меняет и учит, как жить. А главное: он учит ДЕЛАТЬ НИЧЕГО! Год живи - делай ничего, два, всю жизнь…" Тут ошибка иностранца, но какое гениальное получилось выражение: не "ничего не делать", а "делать ничего" = "Ничего" - как предмет труда, усилий. А работают при этом много, могут прямо-таки "сгорать на работе". Это сродни "кипенью в действии пустом" у "лишних людей" русской литературы ХIХ века. Но тут и философическое и метафизическое есть: "делать Ничего" = "недеяние", благородный восточный принцип естественности, "дао", слабости, что гнет силу, уступчивости… И это тоже сродни "нищете духовной".
Взял Евангелие от Луки: в главе 6 дан усеченный вариант этой же проповеди. Во-первых, она - не "нагорна": "стал Он на ровном месте" (Лк. 6,17). Тут не 10, а 4 блаженства. И формула их подачи несколько иная - во Времени: "блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь" (21), "Возрадуйтесь в тот день" (23). Также и более примитивна логика - весов: "Напротив, горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете" (24-25).
Сохранены главные заповеди: любите врагов, не судите. Сохранены и главные образы, притчи: сучок и бревно, дом на песке и плод с доброго древа. Но исчезла полемика с законом Моисея и поворот ко внутренним ценностям. Все тут попроще, попростонароднее. И обещается полная мера даров-наград: "давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясенною (вот какая деталь быта и обмена учтена - как в пиве: "требуйте долива!" - Г.Г.), нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше" (Лк. 6,38). Более земно тут все - и даже термин "царствие небесное" заменен на "царствие Божие".
Зато во всем Евангелии от Луки - наиболее притч, как басен. Недаром помнится мне, что Евангелист Лука эллинским духом вспоен, как и Иоанн. А Евангелие от Матфея - наиболее иудейско: там казуистический ум, "талмудизм", в тонкости впивающийся учения…
Открыл немецкий молитвенник - и сопоставил с православным. Только Бог-Отец и Иисус. Нет Богоматери, святых, даже молитв к Святому Духу пока не нашел. Нет нашей пестроты - разнообразия и вариантов святых образов, живописности в Космосе. Но все суше: рационалистичнее и яснее, четче. Язык ведь - свой, простой, а не заколдованность смысла в церковно-славянские речения. Да, нет там у церкви своего языка-жаргона, но язык общ с народом немецким. Нет у церкви, значит, и особого Космоса (раз нет особого Логоса), и интересов. Не государство она там в государстве - как у католиков (где латинский язык свой у церкви) и у православных.

11.12.93. Сравнивая переводы Нагорной проповеди на разные языки, прихожу к выводу, что наиболее приблизили к себе Бога - немцы: смело перевели Евангелия на свои простые и даже простонародные слова; то заслуга Лютера, коренного немецкого бюргера. Французский текст - с Богом как бы на "Вы": на вежливом церемонном отдалении. А русский - с робостью: стыдясь натурализировать слова.
Например: "Кто же скажет брату своему: "рака", подлежит синедриону" (Мф. 5, 22), - и приходится сноски делать: "пустой человек" и "верховное судилище". По-немецки же: Nichtsnutz = "ни на что не полезный" и Hohen Rat = "Верховный совет". Кстати, тоже разница: немец - из принципа Пользы, а русский Логос - из идеи Пустоты (как и Гоголь характеризовал городок в "Мертвых душах" этим словом, означая им "пульс" жизни как сна на Руси). Пустота - Пространство, преизобильное в русском Космосе. Да еще немецкий "рат" вместо "синедриона" вполне домашен: вспомним слово "ратуша".
Русский сохраняет заморско-чудесное слово "кодрант", а немец поминает родной "геллер" - всеми знаемую монету (Мф. 5, 26). Слова высокого штиля, церковно-славянизмы: "не прелюбы сотвори", "соблазняет" (Мф. 5, 27,29) переданы по-немецки более домашне-свойскими словами: ehebrechen = "брак ломать" и Argernis schafft = "создает раздражение (досаду, гнев)".
Там, где в русском "награда", у немца - "плата" - Lohn (Мф. 6,5), а у француза recompense = "компенсация", по присущему там логосу баланса. Где русский советует удалиться на молитву "в комнату твою", немец - нежнее и ласковее, домашнее: Kammerlein - с уменьшительным суффиксом: "комнатенку", "каморку". Наш советует: "молясь, не говорите лишнего" (Мф. 6,7), а немец употребляет звукоподражательное слово plappern = "балаболить", как это и в греческом battalogesete. В английском: use not vain repetitions = "не употребляй напрасные повторения"; оба слова: use, vain - "польза" и "бесполезно" - тоже из германского принципа пользы, утилитаризм английский. У француза на этом месте: ne multipliez pas de vaines paroles = "не умножайте тщетные слова". Слова-идеи характерные: "тщетный" - тот же корень, что и vanite = "тщеславие", пресловутое во французской Психее, как мотив поведения (Стендаль как присущий французам вариант любви называл "любовь-тщеславие"). Вот ведь: одно и то же от латинского vanus слово vain в английском утилитарном Космо-Психо-Логосе имеет оттенок - "бесполезность", а во французском, социально-общительном, политичном - оттенок общественного порока - "тщеславие". А parole = "пароль" напоминает про parole d'honneur = "слово чести" - выражение из оперы "социального рондо", в коем вращается француз-гражданин, citoyen. Еще и multipliez = мультипликация, умножение - для французского математического Логоса характерный оборот мысли.
Проникая поглубже в ментальность народов, как она сказалась в переводах Нагорной проповеди, обнаруживаю, что там, где русский синтетический Логос, вслед за греческим аналогичным, выражать стремится одним словом, целостным образом, западноевропейские языки, аналитические, членят целый смысл на составляющие детали-элементы: дробят, разделяют - и таким образом властвуют в Логосе. Они как бы представляют организм в виде суммы частей составного механизма - более рассудочно-технически.
"Блаженны плачущие, ибо они утешатся" (Мф. 5,4) - в немецком варианте: Selig sind, die da Leid tragen; denn die sollen getrostet werden = "Блаженны те, кто здесь страдание несут, ибо они должны стать утешенными". Надо сказать, что разложение "утешатся" на несколько идей: sollen = долженствование, werden = становление - доставляет, обнаруживает сокрытые там смыслы, есть не потеря, а добавка к значению. Но как? Через анализ-разделение-развязывание: греч. analyo = "развязывать", как ящик Пандоры, "распускать", как пояс Афродиты…
Да, греческое и славянское слово более целостно; но тем и сокрыто, священно, загадочно, неразложимо - и так льет свои смыслы в нас, божественные и мощные, более небесно и авторитетно. Аналитические же языки - более из мерки смертного земного атома, индивида, и что он сам умеет сделать-составить в мастерении из частей-блоков. Они более - трудовые, операциональные, "ургийные", техникой дышат и техническую цивилизацию пророчат и устраивают - из Логосов своих это им естественно, присуще.
Подтвердим этот важный вывод еще примерами. "Если… соблазняет" (Мф. 5,29) - в немецком Wenn… Argernis schafft = "создает раздражение", "доставляет гнев". "Просящему… дай" (Мф. 5,42) - в немецком Gib dem, der dich bittet = "дай тому, кто у тебя просит". То же и в английском: Give to him that asketh thee. А во французском Donne a celui qui te demande - еще имеет и оттенок "требует": права чувствует, гражданин социумный.

13.12.93. Сейчас приступаю "Отче наш" толковать. Осмеливаюсь. Но - должен: это же средоточие Нагорной проповеди. Помоги, Небо, снег за окном, воз-дух свежий и Моцарт, журчащий из транзистора, - все элементы красоты Божьего Творения. Возвысь свой дух и… - да прямо к Нему и обратись в молитве: "Просвети мои очи мысленныя"… И как там далее в утренней молитве ко Пресвятой Троице? Открыл молитвенник Ларин - вон она! Учил же ее, великолепную, и накачивал себя радостию не раз с утра. Как все точно: ко мне прямо каждое слово:
"От сна востав, благодарю Тя, Святая Троице, яко многия ради Твоея благости и долготерпения не прогневался (стоп! Для русского слуха и религиозного чувства тут-преткновение: Троица-то, по-русски, чувствуется как она, в женском роде, и, по наблюдению Георгия Федотова, ее образ в русском чувстве сливается с Богородицей, где тот же суффикс "ица". И хотя филологически возможен мужской род у существительных на "а": "воевода", "юноша"… - но тут в молитве некий шок рассудку - и полезный: воздымает его из автоматизма ума к воображению иных вариантов, на что и ориентирует РЕ-лигия, акт Веры. - Г.Г.) еси на мя, лениваго и грешнаго (точно!), ниже погубил мя еси со беззаконьми моими; но человеколюбствовал еси обычно и в нечаянии лежащаго воздвигл мя еси, во еже утреневати (это мое пространство во Времени - утро!) и славословити державу Твою (да: и это - дело моего типа ума - разума вос-хищенного!). И ныне просвети мои очи мысленныя, отверзи моя уста поучатися словесем Твоим, и разумети заповеди Твоя, и творити волю Твою, и пети Тя во исповедании сердечнем, и воспевати всесвятое имя Твое (какая четкая градация: мысль, слово, заповедь, воля, имя!.. И градация деланий: смотреть, поучатися, разумети, творити, пети, воспевати - все идет крещендо!), Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь".
Но это мне - вспомогательная молитва, чтобы подняться до главной.