Книга
сказок, Зинаиды Александровны Миркиной,
“У костра гномов”/1/ имеет одну
особенность: все сказки, собранные в
ней, вышли из ветвей елки, спустились по
ним, как по новогодней лестнице.
То, что елка новогодняя, то есть дар
волхвов Младенцу, определяется тем
присутствием Тайны и Чуда, которое живет
в любой миркинской сказке.
Зинаида Александровна — поэт, ее стихи
существуют в ныне почти утраченной
традиции — традиции разговора с Богом в
тишине собственного сердца и мира.
Традиции, для которой творчество лишь в
том случае оправдано и имеет смысл, если
формы, им создаваемые, являются формами
этого разговора, служат передачи опыта,
из него вытекающего.
Начав писать еще в то время, когда само
слово “духовность” было под запретом,
Зинаида Александровна писала в стол,
читая свои стихи друзьям и знакомым.
Жила она в то время переводами, ею были
переведены Р. Тагор, суфийские поэты, Р.
Рильке: их творчество было для нее
воздухом в безвоздушном пространстве
советской идеологии.
Недавно, в ее переводе, были
опубликованы рильковские “Сонеты к
Орфею” и некоторые из его “Дуинских
Элегий”/2/. Особенностью миркинского
перевода является то, что языковая и
ритмическая точность вытекает из
глубокого сопереживания смысловым
истокам текста.
После отмены советской атеистической
цензуры вышли четыре сборника стихов
Зинаиды Александровны: “Потеря потери”,
“Зерно покоя”, “Дослушанный звук” и “Мои
Затишья”/3/. Были также опубликованы ее
эссе о М. Цветаевой “Огонь и пепел”, “Истина
и ее двойники” (о Пушкине и Достоевском)/4/,
роман “Озеро Сариклен”/5/.
У Миркиной (по ее словам) есть
заветное, более всего выражающие суть
всего ее творчества произведение
искусства — это елка, и вот уже много
лет проходящие в ее доме и длящиеся
порой до февраля вечера с ней связанны.
На них Зинаидой Александровной
разыгрываются елочные сказки — каждый
год новые “сценарии” Рождества,
мистерии о рождении души в Празднике.
“Сказки о Томе и Старой Девочке” —
так называется раздел книги, в котором
собраны тексты “сценариев” этих
спектаклей.
Елка, представшая предо мной в один из
прошло-новогодних вечеров, была в полном,
даже в каком-то первородном смысле этого
слова, явлением. Меньше всего она была
обычным обозначением праздника, то есть
просто деревом, украшенным по случаю
Нового Года: праздник и Новый Год
вносились в дом ее присутствием. Елка и
была тем торжеством, вокруг которого
только и можно праздновать, собираться и
произносить новогодние слова, иначе без
елки — без Праздника - бессмысленные.
Дело было вовсе не во внешней
нарядности елки, но в том, что звенящие
хрустальные ангелы, парящие у ее вершины,
шары, синий перламутр озерной раковины в
глубине, светящиеся огоньками дома
гномов и все другие чудеса, обитающие в
ее ветвях, создавали особую музыку, свет
возникал от их соприкосновения и этот
свет и был тем Явлением, ради которого
елка стояла такая нарядная.
Свет, играющий в ветвях елки — вот то
пространство и тот “персонаж”, о
котором все сказки (как стихи и проза)
Зинаиды Александровны. Сказывание о
Свете, как о сердцевине, Истоке всего
сущего — дело всей жизни, тема всех ее
сказок.
Для кого Зинаида Александровна их
пишет? — думаю, для тех (все равно детей
или взрослых), кто умеет этот Свет видеть
и этим давать Ему пространство в себе и в
мире.
“Высокие и очень спокойные деревья...
длинный вечерний луч... Огромный, изнутри
светящийся покой... Каким маленьким
вдруг становится пред ним то, что только
что казалось таким большим и важным”/6/:
тишина леса, в сказках Миркиной, всегда
явление световое и потому чудесное.
Сказочный лес наполнен музыкой: в нем
поют и скрипка Белого Зайца, и флейта
Тома, и виолончель Гнома Виолончелиста.
В нем звучит и золотая скрипка Старой
Девочки (героини, без которой не
обходится ни одна “новогодняя” сказка)
— феи, оберегающей в сердцевине леса его
суть: сказку о Тайне и Чуде.
Эта сказка и есть елка — лес, войдя в
тишину которого человек или иное
существо, оказываются один на один с
Рождеством в себе и в мире.
Елка Миркиной — труд, достойный
Микеланджело, это понимаешь сразу, едва
переступив порог комнаты, в которой она
стоит. Огромная и сияющая, она занимает
собой все пространство, несмотря на то,
что скромно примостилась между креслом
и окном. В ней зримо воплощено
представление о мироздании, как о Древе
Света, ветвящийся Музыке Вечности.
“Настоящий живой свет рождает музыку”/7/
— понял однажды Том (другой постоянный
персонаж “новогодних” сказок), музыка
— голос света, голос Рождества.
Лес в сказках Миркиной — гномья страна,
“тысячеликое существо с одним-единственным
сердцем”/8/. Гномы в ней живут под каждым
листком, добрые и не очень, умные и
глупые: разные, совсем как люди. Конечно
в лесу есть и другие существа, и их много,
но духи земли (а гномы — духи земли)
любимый сказочный народец Зинаиды
Александровны. Если вдуматься то, что
такое добрый гном как не ребенок (даже
если ему сто лет и у него длинная белая
борода), навсегда полюбивший Дерево и
его музыку.
Таким “ребенком” и является Том, лес
для него – флейта Невидимого Флейтиста,
“такая же великая и невидимая, как Он
сам”/9/.
Мир миркинской елки — образ детства,
того невыдуманного подлинного Детства,
что лежит в основании любого мира: оно
колыбель у его корней и Звезда, сияющая
на его верхушке.
Детство значительно старше мира,
несмотря на то, что каждый день
рождается в крике младенца.
Стихи Зинаиды Александровны — то, что
организует ритмическую, образную и
смысловую структуру сказок.
В новогоднем лесу горит костер, над ним
сияют звезды, а около “сидят четыре
маленьких тихих человечка”/10/ — это
гномы-волшебники. К их костру из сказки в
сказку приходит Том, слушать, как звенят
звезды, продолжаясь в голосах гномов.
Слушать, как они поют. Это и есть их
волшебство — полное созвучие со
звездами и перекличка с ними.
Огонь для тех, кто не боится
В огне сгореть.
Кто от своих бессчетных братьев
Неотделим.
Он входит в пламя, как в объятья
Со всем живым. /11/
Огонь костра, в одной из песен,
услышанных Томом, ветвится как купина,
или Источник в царстве света. В
последнем герои сказок Миркиной
оказываются каждый раз, когда входят в
свою предельную глубину — в тишину
лучей и ствола.
Сказки Зинаиды Александровны —
мистерии, пробел, в который льется свет,
входит дыхание Праздника. Читая их,
попадаешь не в иное “сказочное”
измерение, но чувствуешь их исток —
волшебные корни мира.
Один из самых симпатичных персонажей
миркинских сказок — гном Помпончик.
Появляясь тогда, когда у героя нет
очевидного выхода (проблема кажется
неразрешимой, а препятствие абсолютным),
он выводит его душу к гномьему костру,
возвращает ему воспоминание о тишине и
музыке леса.
Среди темных веток
Щелочка сквозная...
Загляни - увидишь
Звездочку свою!
- поет он. /12/
Звездный “пробел” в ветвях над
головами сидящих у волшебного костра,
как и “пробел” в сердце — зеркало света:
лицо в нем не отражается, только Свет,
собранный в нем. Зеркало — вход в
царство света — царство Снежной
Королевы.
“ Перед Томом голубели и звенели
сверкающие льды, и огромные зеркала
удваивали, утраивали, удесятеряли
струившийся из льдов свет.
Около зеркал стояла женщина. Она была
тоже как будто сложена из голубого
прозрачного льда, но она была живая,
удивительно живая. Это была жизнь,
которая не замерзала во льдах, это была
живая Вечность, торжественная и
величественная”/13/: Снежная Королева, в
сказках Зинаиды Александровны — вовсе
не злая героиня Андерсена.
Позволю себе еще одно воспоминание о
миркинской елке, точнее два. Первое —
хрустальные льды, разноцветные стекла и
все переливающиеся, словно вода и звезда,
отраженное в зеркале у ее подножия.
Второе — световая музыка (иначе не
скажешь): елка не просто вспыхивала
разными огнями по ходу действия, но
зримо преображалась, герой
действительно оказывался в ином царстве,
оставаясь во все тех же темных еловых
ветвях.
Внешнее перемещения для героев сказок
Зинаиды Александровны совсем не нужны,
от них требуется совсем другое, от них,
выхваченных по ходу действия лучом
фонарика, требуется услышать, что “Дерево
идет, все время идет с земли на небо, хоть
шагов его никто не слышит, движения
никто не видит”/14/. Услышать тишину
Света и смолкнуть самому — это и будет
тем единственным движением и действием,
из которого все остальное вытекает как
свет, любовь или музыка.
Царство Снежной Королевы — царство
заветное “тридесятое”, попасть в него
можно только посредством волшебства, но
в отличии от других сказок волшебство
это не клубок, не меч, не ковер-самолет:
ничто внешнее в сказках Миркиной помочь
героям попасть туда не может. Даже
чудесный темный лес и костер, и гномы-волшебники
не могут, они только указывают своим
присутствием на то, что царство это есть,
а как до него добраться и где оно
находится, герой должен узнать сам. На
вопросы “где?” и “как?” — в сказках
Миркиной волшебники не отвечают.
Вход в царство Снежной Королевы —
сердце человека, ставшее зеркалом,
сердце, настолько стихнувшее, что
отразило свет звезд и само зажглось как
звезда в ночном небе. Входя в него
сказочный герой понимает, то что понял
Том: “Люди боятся конца. Но мы не можем
кончится, потому что то, что наполняет
нас, не кончится никогда. Меня не увидят,
но это останется. От меня останется то,
что есть во мне. Важно только накопить в
себе Это. Оно и есть я”/15/.
Как и в любой сказке (впрочем, как и в
жизни), в волшебных историях Зинаиды
Александровны есть зло и персонажи, его
олицетворяющие. Это Крокодил (Дракон),
Баба-Яга и Кот в сапогах — еще одна
вольная миркинская интерпретация
знакомого всем сказочного образа.
Зло у Миркиной — то, что пытается
заслонить свет, заглушить своим
грохотом звучание Музыки, разбить своим
отражением зеркало сердца. То, что учит
человека не стихать и вглядываться, но
любоваться собой и властвовать — жить
своей волей, а не внутреннем пением
звезды.
Иногда, зло выглядит настолько
устрашающе, что кажется герою
непреодолимым как смерть: “Это же
Дракон!... На это не было сил смотреть, и
Том отшатнулся от зеркала. Захотелось
немедленно вернуться в обыкновенный мир,
где есть дома, стены и нет этих бездн,
этих провалов с глазами Дракона”.
Но вернуться, - означает быть
побежденным злом: только досмотрев зло
до его конца, можно увидеть, что оно
конечно и сквозь него проступает
бесконечный свет.
Только вглядевшийся в мглу,
Плывший сквозь Лету
Складывать смеет хвалу
Жизни и свету.
Только познав в тишине
Вкус асфоделей,
Помнишь, как в тайной стране
Струны звенели.
Пусть расплескал водоем
Зыбь отражения -
Образ лови!
Только в пространстве ином
Тихое пенье
Вечной любви.
В этом переводе рильковского
стихотворения/17/, включенном Зинаидой
Александровной в одну из своих сказок, “складывать
смеет хвалу”, как и жить по-настоящему,
может лишь тот, кто на своем опыте знает:
“И свет во тьме светит, и тьма не объяла
его”. (Ин. 1, 5).
Этот опыт — опыт полной прозрачности,
опыт стояния в свете ни на чем, опыт
бытия как бытия Света: “И он — Том (мое
пр.) — шагнул в темноту. Никакой опоры.
Ничего под ногами. И ухватится не за что.
Бездна. Но... он держится... Держится! Не
падает. Не погиб. Жив! И вдруг его
охватило такое ликование, что он стал
светится сам изнутри, как звезда. В нем,
из него рождались свет и звон”/18/.
В этой прозрачности Снежная Королева
— “Хранительница Источника, Королева
Волшебных Зеркал, Хрустальная Владычица”/19/.
В ее владения “могут войти только
прозрачные, только те, у которых нет ни-че-го...”/20/.
Царство света — ледяная пустыня только
для ослепленных жаждой власти, для
светящихся она — Эдем, в его центре
Источник света, родник, из которого пьют
прозрачные, и это — счастье.
Источник и есть купина, огонь, вокруг
которого собираются те, чьи сердца —
чаша света, зажигательное стекло.
Волшебники зажигают звезды — это все
знают, но мало кто понимает, что
волшебники есть на самом деле, и что они
действительно зажигают звезды: отражают
в нас сияние Звезды. Отражают в нас
тишину — лес, ставший рождественской
елкой.
Оль, так зовут тролля, сидящего “на
больших, выступающих из земли корнях
Старого Дерева”/21/, - его не сразу можно
заметить, настолько он слился с ним. Что
он там делает? — Он слушает тишину. Он
знает Тайну и видит Чудо, он знает, что
мир это рождественский лес — купина, и
что Рождество совершается в каждом, кто
может как он стихнуть, заслушаться,
смотреть не за одного себя, а за все
сущее — “за Дерево и землю”/22/, как
будто они смотрят его глазами.
Елка Миркиной — дорога, лестница
Иакова, по ней спускаются ангелы и
поднимаются волхвы, неся подарки Тому,
кто сам дар всем и находится как и
рождество в нашем сердце.
Сказки-мистерии Зинаиды Александровны
возвращают нас к нам самим, таким, какими
мы были тогда, когда сидели в детстве у
нарядной елки и знали, что Чудо и Тайна
существуют не понарошку, что они “всамделешние”,
как этот чудесный и таинственный,
окружающий нас радостью своего ожидания
Нового Года и Рождества — как ветвями,
мир.
У
нас вы можете прочитать сказки Зинаиды
Миркиной
Эссе
о Елке
Грустный
гном
Волшебная
щелочка
Сказка о Непоправимом и Неразрешимом
Белый
заяц
“У
костра гномов”, М.: Изд-во “evidentis”,
2000 г.
Переводы
включены в “Невидимый собор” — книгу
эссе Миркиной, вышедшею в 1999 году, в
Санкт-Петербурге, в издательстве “Университетская
книга”.
“Зерно
покоя”, М.: Агентство “ДОК”, 1994 г; “Мои
Затишья”, Санкт-Петербург, Изд. “Университетская
книга”, 1999 г.
“Огонь и
пепел”, М.: Изд-во ЛИА “ДОК”, 1993 г; “Истина
и ее двойники”, М.: Изд-во “Протестант”,
1993 г.
“Озеро
Сариклен”, М.: Изд-во Фантом Пресс Интер
В. М., 1995 г.
См. сказка
“Снежная Королева”, стр. 59.
Стр. 201, “Сказка
о конце и начале света”.
Стр. 31, “Грустный
гном”.
Стр. 110, “Сказка
о Чуде или Золотая Флейта”.
Стр. 111, там
же.
Стр. 112, там
же.
Стр. 153 “Волшебная
щелочка”.
Стр.
232—233,“Кто зажигает звезды”.
Стр. 191, “Путь
к Дому”.
Стр. 233, “Кто
зажигает звезды”.
Стр. 174, “Зеркало
в зеркале”.
Стр. 222, “Кто
зажигает звезды”.
Стр. 209, “Сказка
о конце и начале света”.
Стр. 211, там
же.
Там же.
Стр. 125, “Оль,
Ом, Эль”.
Там же.
В статье использованы
фотографии работ художника Сергея Элояна:
1.Ангел, играющий на трубе. 1993,.х.м., 80х63
2. Спящий мальчик. 1995 г., х.,м.,90х70.
Фотографии из каталога персональной
выставки в МЦДХ,
галерея "CAPT", АРТиздат, 1998 г.