Алла Надеждина
Работа автора печатается впервые

Голос играющей воды.

                  О. Седакова

В июне этого года в московском издательстве “Эн Эф Кью / Ту—Принт” вышел двухтомник: первый том включает в себя поэзию, второй — прозу известного русского поэта, эссеиста, переводчика, лауреата многих литературных премий О.А. Седаковой.

Стихи Ольга Седакова начала писать с четырех лет и еще до того — по собственному свидетельству: “сколько себя помнит”. Ритм был для нее понятием врожденным, предшествующим смыслу (смысл здесь не антитеза бессмыслице, но Смысл с большой буквы), как русло — реке. Это парадоксально, но для поэзии, как и для судьбы, верно: вода прокладывает себе путь в берегах, текущих согласно с нею.

“В поэзии я люблю роковое. Например:

                                        Меж нив златых и пажитей зеленых
                                        Оно, синея, стелется широко,
                                        Через его неведомые воды
                                        Плывет рыбак...

Потому ли, что это уже небо, а не озеро; потому ли, что всего этого на свете нет и быть не может — и, тем не менее, только оно и есть; одним словом, неизвестно почему, от этих стихов в детстве мне хотелось что-нибудь разбить, хотя бы ближайшею посуду: я видела, как с этим сине-зелено-золотым пейзажем Неведомого на нас, как хищная птица, может, как орел к Ганимеду, спускается судьба “Софокла уже, не Шекспира” (как совсем по другому поводу сказала Ахматова). Роковыми мне кажутся вполне воплощенные стихи” — пишет Ольга Седакова. . Эта убежденность в судьбоносности стиха (более того, любого текста культуры), в том, что за ним, как и за судьбой человека стоит Сила, которая выбирает его по созвучию себе — свидетельство о религиозности, о новом понимании той вечной связи, о которой любая вера только и говорит.

Ольга Седакова родилась 26 декабря 1949 года в Москве, в семье военного. Окончив школу, поступила в 1967 году на филологический факультет МГУ. В то время там можно было услышать таких “звезд”, как Аверинцева, читавшего византийскую эстетику, Пятигорского — историю индийской мысли, Мамардашвили — философию ХХ века. Именно услышать, преподавание ими велось на “птичьих правах” — не с кафедры, но в атмосфере кружка. Хрущевская оттепель была тем временем, когда за свободное слово не сажали и не выгоняли с работы при одном условии: оно должно было быть сказано шепотом.

Ольге Александровне повезло, что она их успела услышать: ведь уже в начале 70-х живые и творческие силы были вытеснены с филологического факультета брежневской реакцией.

Выбор филологии как предмета обучения был в высшей степени не случаен для поэта, за ним стоит не только “литературная” любовь к слову, но и внимание к нему как к живой энергии. Слово для Ольги Седаковой — магический жест предмета или существа — имя.

Такому отношению к слову Ольга отчасти обязана своей бабушке, с которой в детстве, и позже в зрелом возрасте, была особенно близка. Будучи человеком глубоко верующим, человеком “с монастырской духовной культурой” она была еще и человеком, умеющим любое обыденное явление назвать, превратить в сказку — одухотворить. “Вот бабушка перебирает крупу в саду на столе и грозит ветру, который все у нее сдувает, — вспоминает О. Седакова, — У, безрукий! — Почему безрукий? — Летит лбом, не глядя” . Позже эта любовь к слову стала буквальным пониманием строк, с которых начинается Евангелие от Иоанна: “Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог”. (Ин 1.1).

В интервью, данном “Русской мысли”, Ольга Седакова говорит, что она “мечтала быть палеографом — просто описывать почерки, чернила...”⁴ Мне думается, любовь к Слову, вплоть до его мельчайших черт, запечатленных почерком той или иной культуры, того или иного человека высказана в этом желании с предельной отчетливостью.

Советское общество, в лице литературных кругов того времени, видело в О. Седаковой отщепенца: “Сколько же мне раз говорили: “Вы что, не у нас росли?” ... Ведь не публиковались не только мои стихи и проза, но и лучшие переводы (поскольку это были переводы “не тех” авторов — к “не тем” принадлежал, например, П. Клодель — или сделаны они были не так, как положено), и филологические работы (кроме самых специальных и маргинальных для меня, по этнолингвистике), и критика”⁵ . — вспоминает она. Эмиграция внутри своей собственной страны (на что никак не влиял тот факт, что в 1980 году в Ленинграде ей была вручена премия им. Андрея Белого, за стихи, опубликованные в самиздатовском журнале) — опыт, выстраданный поэтессой в полной мере.

Филология в это время была для Ольги Седаковой гессевской Касталией, в которой только и можно было спастись от пошлости официальной культуры, сберечь живое слово в себе. Общаясь со столь выдающимися представителями “кастальского” круга, как С. Аверинцев, Ю. Лотман, она училась относится к своему творчеству как к таинству. Безответственность богемы по отношению к сказанному, вседозволенность “гениальности”, то, что ей абсолютно чуждо.

Там же в “кастальском” кругу на конференции в Тарту в феврале 1974 года состоялся дебют Ольги Седаковой как поэтессы. Она вспоминает: “Среди рабочей недели, в день рождения Пастернака и день гибели Пушкина был устроен вечер у камина. Лотман очаровательно рассказывал об истории карточных игр (в связи с “Пиковой Дамой”), пили вино. И вдруг Н.И. Толстой, мой университетский учитель, сказал мне: “Я посоветовал Ю. М. попросить вас прочесть стихи (Толстой один из всех там знал об их существовании). Вы не отказывайтесь”. Это и был мой дебют. Наверное, никогда после мне не было так страшно читать вслух. Мои кумиры, мои учителя, умнейшие люди России — перед ними я должна была это делать!.. Мнение каждого из них мне было дороже отзывов всего Союза писателей”⁶ .

Первая книга О. Седаковой “Врата. Окна. Арки.”, как и следовало ожидать, вышла за границей в 1986 году — в Париже, в издательстве YMCA-PRESS. За этим последовали и другие зарубежные издания.⁷ В России до сего момента вышли всего две книги О. Седаковой. Причем время выхода последней датируется 1994 годом.⁸