***
Все зима и зима... это сердце держать на весу
в заколдованном, темном, пустом словно небо лесу —
в потаенном лесу (все края занавесила тьма
словно окна в дому, где от писем осталась труха),
тяжело. Но Ты держишь его, словно спящий доверчиво дождь,
как ребенка, которому можно лишь лаской помочь
и склоняясь над ним темным входом в сияющий гроб
Ты — само ожиданье, которое милости ждет:
той заветной мечты, просыпаясь с которой душа
на руках рождества, как на елке огромной звезда,
как лепечущий вздох ликованья, как сердце зимы —
из него и волхвы, и дорога к Младенцу видны!
                                                                                                                        20.11.2000 г.

***
Созрел в высотах райских свет
и в небо погруженный нищий,
став колыбелью новой пище,
забыл про чаямый им хлеб.
Свет в виноградниках — вино.
Блажен кто в соли Океана
увидел той пустыни манну,
в которой я и Ты — одно,
а свет — источник долгожданный.
В песке колодезная рана —
врата в святое Рождество!
                                    20.11.2000 г.

***
Ночь созерцанья — ночь, когда для глаз
нет ничего: все тьма и все дорога,
а звезды — голос внутренний, тревога
ведущая туда, где занялась
заря, туда где ночь — зрачок Стожара.
Бога, тот видел, кто во тьме Его погас
и стал звездой — стал рождества дорогой,
стал зрением Того, кто зренье в нас!
                                    20.11.2001 г.

***
Пахнет елкой и пряником сладким,
золотая звезда рождества
вновь приблизилась, руки волхва,
словно ларь для чудесных подарков.
Все деревья укутал снежок —
белизна покрывала и крова
той пещеры, в которой Любовь
вновь рождает предвечное Слово.
                                    18.12.2000 г.

***
Как близко Рождество! —
Иди Его встречать,
купель Звезды — огонь над темным храмом.
И жди волхвов, их караван усталый
Звезда ведет, звезд неподвижных слава
в Ней — путь заснеженный. Сумей средь звезд сиять
не затемняя облик златотканый!
                                    5.12.2001 г.

***
В шатер зимы одетый пилигрим
идет сквозь снег. Изменчива погода
как женщина и что судить того
кто ей не верит, волен он не верить
и верным быть Звезде, она сквозь мрак
его ведет (а караван китайский
блуждает где-то, выследить стремясь
хотя бы тень луча, но “так беззвездны”
пути ночные, “так метель метет”)!
Блажен, а может глуп тот, кто посмел
идти, когда все остальные спали:
тот кто идет всегда идет в метель,
он — сам метель, он — сказка Мельхиора
( рассказанная перед долгим сном каким-то детям).
Тьма — оправа Света,
а ночь — предлог к сиянию Звезды,
а дерзновенность — лишь стремленье видеть,
там, где другие созерцают мрак
и свой испуг, который тоже — греза.
Тот видит, кто в дерзании своем
сам пламенеет, сам себе дорога, сам светоч свой:
Звезда его ведет тропинкой внутренней, она — его дыханье,
он с ней слиян и все же одинок
(Она ведет, он — следует за ней),
он — рыцарь “без единого упрека”,
он сам зима.
Бог может только “быть”,
зачем же мы так часто выбираем
небытие, непостоянства сна и так боимся выбора? —
Метель нас выбирает, поводырь она слепящий.
Тот гостеприимен,
кто все отдал и как ларец пустой
открыт для Дара, кто свои следы
теряет, чтоб и в мыслях не вернуться
в оставленные Светом города. О, блаженство быть
шатром Звезды, идти за Ней метелью!
                                    13-14.11.2001 г.

***
Какая белизна! —
сиянье
под снегом спрятанной травы.
                                    10.12.1996 г.

***
Когда озерные пути,
как зерна в памяти хранятся,
я начинаю свой восторг
передавать небесным птицам
и отсылая к ним письмо,
в семь строчек снегопадных радуг
пытаюсь все слова вместить —
озер прозрачных описанье.
                                    23.11.1997 г.

1.
Белизна в колыбели,
вкруг снегов белизна.
Ангел ели
славит раны Христа,
а на тоненькой елке
мандарины, шары —
свет склоненный к Ребенку
Отчим чудом игры.

2.
Снег как странник с котомкой
раздающий дары.
Белизна — нежный шорох
той святой Тишины,
чье склоненное сердце
видит раны Христа
и стоит над Младенцем,
как большая звезда.
                                    15.09.2001 г.
(написано в храме Непорочного Зачатия, на Малой Грузинской).

***
Рай — деревья не спящие в зеркале наших даров,
в той пещере, в которой Младенец и жар от дыханья —
над ковчегом серебренным темные лики волхвов,
словно чаши пустынные полные звезд ожиданья.
О когда же, когда же из гроба прольется Вода
переполнив все меры земных и небесных колодцев!
Рай — деревья в Звезде, белый голубь и крест Рождества,
гефсиманский родник, в тишине погребенного Солнца.
                                                                                                                                   1.12.2000 г.

***
Рай там где Ты, где нет Тебя — там ад,
не потому, что горечь или сладость,
но оттого, что вся земная радость
дана затем, чтоб ярче видеть Сад
и ветви чувствовать, как крылья за спиной,
как воду долгую, в которой гром грохочет
грозы весенней — в купине всех зорь
твой Голос радости своей скрывать не хочет!
                                    1.12.2000 г.

***
Если сердце поет как зима посредине зимы,
если снег словно куст, или горка хрустальная света,
то в такой тишине, словно в призме проточной рассвета
нам деревья и души рек зимних видны:
та вода ключевая, в которой все память весны —
отраженье Звезды и волхвов в снежных ризах ковчега.
                                                                                                                                 24.12.2000 г.

***
Рождества тугая пелена.
Спит Младенец и Звезда ясна,
и волхвы застыли в ожиданье,
сна прервать не смея. Их молчанье —
дар бесценный, что дары, когда
снег вокруг пещеры и сиянье
обнимают тайну Рождества!..
                                    20.11.2001 г.

***
Снег просторный — снег святок и сна
за полночь, над заветным гаданьем,
над клубком из которого тьма
выпрядает лен долгий дыханья:
ту судьбу, из которой зима —
флейта снежная, дудочка рая.
                                    26.12.2000 г.

З. Миркиной.
Хвоя темная, густая,
хвоя пахнущая мглой.
За окном зима взметает
снег, а кажется играет
кто-то в прятки сам с собой.
Елка в комнате и тесно
от ветвей, как будто лес —
лес просторный, лес чудесный
в ларь рождественский залез
и светясь оттуда тихо,
весь в гирляндах и дарах,
хочет вспыхнуть в светлых ликах
праздников пришедших к нам!
                                    14-15.01.2000 г.

***
Люблю январский перекат жемчужин,
когда завьюжен синью небосвод
и кажется, что облако под лед
уходит рыбой в паутинке кружев.
Не времена сменяются, но Год
вокруг хоров хрустальных нимбов кружит.
                                    24.11.1997 г.

***
Как часовой на праздничном параде
(в ночь новогоднею на страже тишины),
лес проступает сквозь цветные сны,
внезапно появляясь в маскараде
как весть чудная — ветвь иной страны:
в ней снег идет — по ветвям свет стекает —
вода крещенская. Тот жадно хочет пить,
кто все отпраздновал (и старый год и новый)
и вдруг умолк, подслушав громкий шепот
деревьев строгих у святой воды:
у той купели, где снега — следы
воды ушедшей в глубь своих просторов,
в лес новогодний, в строгий, чуткий шорох —
в журчание корней и крон Звезды.
                                      3.01.2001 г.

***
Тает небо, и вода течет
по каналам улиц изумрудных —
накануне праздника Крещенья
небо стало жидким хрусталем.
И мороз крещенский не ударил.
Все вода, во всем вода святая.
Все мы — реки, реки все — купели.
Снег растаял. Голубь белый близко.
                                    16.01.1997 г.

Крещенье.
Смотри как торжествует свет,
как подставляя нам ладони
он крестит нас водой святою.
В купель тот входит с головою
кто видит в зимних ветвях свет:
крыла прозрачные и Море
вмещенное в вино и в хлеб!
                                    22.01.2001 г.

***
Там у корней бытия,
где ветвями сплелись два фонтана,
первоисточник души —
клад погребальный зерна.
И тишина, и напев
в нас прорастающей Жизни —
шепот фонтанной струи,
первая ласточка грез.
                                    26.01.2000 г.

***
Сны — как чернильные пятна на мокром асфальте.
Капает с крыш — снег сверкающий тает.
Чувствую воду, она меня затопила.
Жажду воды, вода мой жар утоляет.
Черные сны — тени на мокром асфальте.
Капелек звон ограждает от тьмы душу и тело
И наполняет робкой надеждой на ветер —
Сумрак вербены, веющей белым с востока.
                                    16.01.1997 г.

Серафим.
Мне кажется, я слышу голос Твой,
он стал землей по имени зовущей,
а был водой и бабочкой над кущей
и притворялся ветром вездесущим,
в декабрьской эмали голубой.
В ближайшем он прорвется как огонь,
а в отдаленном белыми лучами
развеется. Подземными ключами
насытившись, поговорить с Тобой
хочу, но голос твой неуловим —
изменчивый, неповторимый, ясный:
сейчас — земля, а после след прекрасный
из купины очастый пламень крыл.
                                    21.03.1997 г.

***
Я избавляюсь от обуз,
от темных уз “печалей многих”.
Возможно небо — только вкус
к дороге:
не избранной (не по волнам),
но по сердечной пуповине
от неба в люльке к небесам
в прозрачной глине;
от неба сжатого в горсти
до океана,
в котором все твои пути —
цветок и рана —
простор рождающей Любви.
Из сердцевины
ветвятся донных вод ручьи,
высот глубины
расходятся и по волнам,
как по канату
(над лабиринтом дней и дат,
сквозь все преграды),
свободный океан в груди — в ракушке синей
идет, а в пене позади
долины лилий.
И все, что было и прошло, как не бывало —
перехлестнув одну волну другою стало!
                                    11.02.2000 г.

***
Тебя зовет вода, она тебя уносит.
Куда? Бог весть куда —
в глубокий сердца пруд —
быть может в просинь,
в высокий строй сосны,
в зеркальный лад минут —
туда, где вечно ждут
тебя три пряхи... Осень,
Весна и Лето ... Им построила ты дом —
ковчег, скользящий по волнам потопа
в ту даль, где пряжа тонкая промыта сквозняком,
пульсацией воды в дыхании сквозном
ударов сердца — всплесков окоема.
                                    2.03.2000 г.

Вступление 2.

***
Шелк и щебет вод шелковых —
вод весенних голос ровный.
Пеленой реки повитый,
Бог — зерно в земле и песня,
Бог — нечаянная радость:
крест ветвящийся ручьями —
вздохами Воды насущной,
словно хлеб и воскресенье.
                                    4.04.2001 г.

Надежда.
В тот час, когда умру,
смерть не придет на зов,
чтоб дать забвенья чашу круговую,
но свет сквозь грудь пройдет,
в агонии ликуя
о том, что смерть вокруг
как белый сад цветет!
                                    24.11.2001 г.

Св. Терезе Младенца Иисуса.
Успокойся сердце, успокойся.
Если будет больно ты не бойся —
бейся громче, бейся звонче, бейся выше
колокольни и небесной крыши:
свыше лейся песней! Все препоны,
как вода от колокольных звонов
разойдутся, с глубиной аукай
высотой непостижимой звука,
той последней, запредельной нотой
голоса, в котором боль лишь повод,
для покоя радостного пенья,
для высокой глуби вдохновенья!
                                    11.02.2000 г.

***
На поверхности грез, там где стаял сияющий снег
серебрятся дожди. В льнах придонных берез
и в пустых рукавах прошлогодних одежд
ветер песни поет заунывные. Дождь
как слеза на щеке. Если это — весна,
то зачем в серебре пробуждаются сны
о росе на устах этой долгой зимы,
о испарине смерти в продрогших телах и листах?!..
На поверхности грез просыпаясь, как воды чисты,
мы эоловы рощи, бессмертные выкрики птах.
                                    3.04.2000 г.