Р.ТАГОР

"Творчество жизни"

/САДХАНА/ 
( Главы из книги ) 

ПРОБЛЕМА ЗЛА


 

опрос, почему существует зло, и вопрос о причине несовершенства один и тот же. Другими словами, это вопросы о том, для чего существует мир. Мы должны предположить, что иначе и не могло быть, что творчество должно быть несовершенно, должно быть постепенно; потому бесполезно предлагать вопрос, почему мы существуем.

Поставим главный вопрос: является ли несовершенство предельной истиной, признавать ли зло безусловным и конечным? Река имеет свои пределы, свои берега, но состоит ли она из одних берегов, являются ли берега конечным пределом реки? Содействуют ли преграды сами по себе поступательному движению воды? Не  в том ли назначение каната, чтобы лодка двигалась вперед?

Ход мира имеет свои пределы, иначе он не мог бы существовать, однако его цель не заложена в пределах, его ограничивающих, но в его движении, которое стремится к совершенству. Не удивительно, что в мире должны существовать препятствия и страдания, но что в нем должен существовать закон и порядок, красота и радость, благо и любовь. Понятие о боге есть чудо из чудес. Он почувствовал в глубине своего существования, что кажущееся несовершенство есть проявление совершенства, точно так же, как человек, одаренный музыкальным слухом, воспринимает совершенство пения, тогда как на деле он воспринимает лишь последовательный ряд звуков. Человек разгадал великую загадку, что все дельное не заключено в этих пределах: оно вечно движется вперед и вследствие того ежеминутно теряет свою предельность. Действительно, несовершенство не есть отрицание совершенства, предельность не противоречит беспредельности. Это ничто иное как целостность,, проявляющаяся по частям, откровение беспредельного в предельном.

Страдание как чувство нашей конечности не есть нечто неустранимое в нашей жизни. Оно не составляет, подобно радости, цели в самом себе. Испытав страдание, мы узнаем, что с ним не связано незыблемое существование мира. Страдание равносильно заблуждению в нашей интеллектуальной жизни. Проследить историю науки - это пройти сквозь целый лабиринт ошибок, пущенных ею в обращение в течение веков. Однако никто действительно не верит, что наука единственный совершенный способ рассеять заблуждения. В истории науки важно отмечать прогресс в утверждении истины, оставляя в стороне бесчисленные ошибки. Заблуждение по своей природе не может оставаться рядом с истиной, оно исчезает, как исчезают люди, не выполнивших принятых на себя обязательств.

Как в интеллектуальном заблуждении, так и во всякой иной форме зла, его сущность в его неустойчивости, ибо оно не может согласоваться с целым. Оно ежеминутно исправляется совокупностью предметов, постоянно изменяя свой внешний образ. Мы преувеличиваем его значение, считая его незыблемым. Если бы возможно было собрать статистику огромного числа смертей и разложений, происходящих ежеминутно на Земле, эти итоги нас бы поразили. Однако зло в постоянном движении, несмотря на свою необъятность, не поддающуюся вычислению. Оно в действительности не преграждает ход нашей жизни, и мы убеждаемся, что земля, вода и воздух остаются чисты для живых созданий. Вся наша статистика заключается в попытках представить неподвижным то, что находится в движении. Среди этого процесса предметы получают в нашем уме значение, которого они в действительности не имеют. Поэтому человек, занятый по своей профессии известной областью жизни склонен преувеличивать ее размеры. Придавая особое значение фактам, он теряет из виду истину Сыщик имеет возможность узнавать подробности преступления, но смысл их значения в общественной экономии остается для него закрытым.

Когда наука собирает факты, доказывая борьбу за существование в царстве природы, она дает нам картину природы кровожадной, "клыков и когтей, окрашенных в красный цвет". Но в этих фантастических образах мы придаем постоянство цветам и формам, в сущности проходящим и мимолетным. Это равняется попытке определить вес воздуха, соответствующий каждому квадратному вершку нашего тела, с желанием доказать, что эта тяжесть может нас подавить.

Ко всякой тяжести, однако, можно найти приспособление и легко нести свое бремя. Среди борьбы за существование в природе есть чувство взаимности, любовь к детям, к товарищам, чувство самопожертвования ради любви, и такая любовь положительный элемент жизни.

Если бы мы обратили наше внимание на область смерти, весь мир нам бы представился в виде огромного склепа. Но среди жизни, как мы видели, мысль о смерти нас занимает весьма мало. Не потому, что она для нас малоочевидна, но в силу того, что смерть представляет отрицательный аспект жизни, точно также, как закрывая веки ежеминутна, мы обращаем внимание лишь на момент, когда они открыты. Жизнь в своей целости никогда не придает значения смерти. Жизнь улыбается, пляшет, играет, созидая, накопляя и отдаваясь любви перед лицом смерти. лишь индивидуальный факт смерти нас приводит в смущение, ввергая в отчаяние. Мы теряем из виду целостность жизни, часть которой составляет смерть. При этом происходит то же, что и при рассматривании куска сукна под микроскопом; мы его видим в виде сетки; разглядывая широкие скважины, мы приходим в изумление. Но истина в том, что смерть не есть конечная реальность. Она является нам мрачной, как небо кажется нам синим, не омрачая нашего существования, точно так же, как небо не бросает тени на крыло птицы.

Наблюдая ребенка, пытающегося ходить, мы замечаем неудачи его первых шагов. Успехи его незначительны. Если бы нам пришлось ограничить наши наблюдения коротким промежутком времени, зрелище оказалось бы мучительным. Но мы видим, что несмотря на неудачи, ребенку движение доставляет удовольствие, поддерживая его в непосильной задаче. Мы видим, то он не столько занят своими неудачами, как возможностью сохранять равновесие хотя бы на одну минуту.

Подобно неудачам ребенка при первых его попытках стать на наги и мы испытываем страдания разного рода в нашей повседневной жизни, доказывающие нам несовершенство нашего знания и нашей действительной силы в применении нашей воли. Но если бы все это служило лишь доказательством нашей слабости, мы умерли бы с тоски. Когда мы ограничиваем наши наблюдения тесным кругом деятельности, наши индивидуальные ошибки и неудачи являются нам в большем размере, чем в действительности; но наша жизнь заставляет нас постоянно расширять наш кругозор. Она внушает нам идеал совершенства увлекающий нас постепенно за пределы наших настоящих ограничений. Внутри нас мы сохраняем надежду, которая всегда идет впереди настоящей узкой действительности; это неугасающая вера в бесконечное в нас самих; она никогда не признает наше бессилие за нечто неизменное; не признавая границ собственной воли, она дерзает утверждать, что человек сохраняет свое единство с Богом, и ее безумные мечты ежедневно осуществляются. 

Мы прозреваем истину, направляя наши помыслы к бесконечному. Идеал истины не заключается ни в узкой действительности, ни в наших непосредственных ощущениях, но в осознании целого. Это дает нам возможность представить себя в том, что мы есть, то, чем мы могли бы быть. Сознательно или бессознательно, мы сохраняем в себе это чувство истины, которое всегда шире своего проявления, ибо наша жизнь стоит лицом к лицу с бесконечностью. Мы сохраняем в нашей жизни это чувство истины, которое всегда шире своего проявления. Наша жизнь стоит лицом к лицу с бесконечностью, и она находится в движении. Благодаря этому ее стремление неизмеримо шире возможности исполнения, и ее движение вперед доказывает, что осуществление истины, не давая погибнуть этому стремлению в пустыне предельности, увлекает его в область беспредельного. Зло не может окончательно преградить ход жизни на пути ее развития, лишая ее всего, что ею приобретено. Это состояние переходное, оно должно превращаться, и это превращение - благо. Оно не может стоять на месте и бороться против Всецелого. Если бы малейшее зло где-нибудь окончательно установилось на неопределенное время, оно могло бы, проникая в глубину, подрезать корни существования. Как бы то ни было, человек не верит действительному существованию зля так же, как он не верит, что струны скрипки изобретены исключительно для того, чтобы терзать слух утонченной пыткой нестройных звуков, хотя на основании статистических данных можно доказать с математической точностью, что вероятность диссонансов превышает вероятность гармонии, и на одного человека, способного играть на скрипке , приходятся тысячи неспособных. Возможность совершенства берет перевес над противоречием действительности. Несомненно были люди, утверждавшие, что жизнь есть абсолютное  зло, но человек никогда этому не верил. Их пессимизм ничто иное, как желание рисоваться со стороны интеллектуальной или сентиментальной. Но жизнь сама по себе оптимистична, она стремится вперед. Пессимизм можно сравнивать с ментальным алкоголизмом: отказываясь от здоровой пищи, он предается одуряющим напиткам порицания, создавая искусственное уныние и жажду более крепкого напитка. Если бы жизнь была зло, она не стала бы искать доказательства в философии. Это то же, что уличать человека в самоубийстве, когда он стоит перед вами во плоти. Сама жизнь его свидетельствует о том, что она не может быть злом. 

Несовершенство частичное, идеал которого совершенство, должно непременно стремиться в осуществлению. Таким образом, функции нашего разума - познать истину посредством заблуждения. Знание есть ничто иное, как постоянное сожжение заблуждения с целью освободить свет истины. Наша воля, наш характер должны достичь совершенства, постоянно преодолевая зло внутри или вне нас или одновременно и в том и в другом. Наша физическая жизнь постоянно поглощает материалы телесные для поддержания жизненной сила, и в нашей нравственной жизни приходится сжигать топливо. Этот жизненный процесс еще продолжается. Мы это  знаем, это испытали и сохранили веру, поколебать которую не в силах никакие индивидуальные доводы в противоположном, а именно веру в стремление человека от зла к добру. Мы чувствуем, что добро - положительный элемент человеческой природы, и во все времена и у всех народов человек выше всего ценил идеал добра. Мы познали благо, мы его возлюбили и относимся с величайшим благоговением к людям, доказавшим своею жизнью, в чем состоит добро.

Можно предложить вопрос: что такое благо? В чем состоит добро? Каково значение нашей нравственной природы? Я отвечу: "Когда человек начинает расширять понятие о своем я, расширяя область своего сознания, когда познает, что он гораздо более того, чем кажется в настоящее время, он начинает сознавать свою нравственную природу. Тогда он начинает понимать, чем должен стать в будущем, и состояние, им еще не достигнутое, кажется ему более реальным, чем настоящее. При этом неизбежно изменяется перспектива жизни, и воля занимает место желания, ибо воля есть высшее желание более широкой жизни, главный отдел, который вне нашего достижения, так как большинство ее объектов скрыты от наших взоров. Тогда наступает конфликт между нашим высшим и низшим  я, между нашими желаниями и нашей волей, между нашим вожделением объектов , действующих на наши чувства, и намерением нашего сердца. Тогда мы начинаем различать между нашими непосредственными желаниями и тем, что есть добро. Добро это то, что желательно для нашего высшего я. Понятие о добре исходит из более верного представления о нашей жизни, которое дает возможность объять поле жизни в его целости, принимая в расчет не только настоящее, но и то, чего еще нет, а, может быть, что и вовсе не найдет осуществления в пределах человечества. Человек прозревший чувствует более сильное влечение к своей жизни в возможности, сочувствуя ей более, нежели той, в которой он живет. Вот почему он готов жертвовать настоящим ради будущего, еще не осуществленного. В этом его величие, ибо он осуществил истину. Эту истину приходится признать. Даже оставаясь в действительности эгоистом, человеку приходится обуздывать непосредственные импульсы. Другими словами, ему приходится быть нравственным: наша нравственная сила с способности познать, что жизнь не состоит из бессвязных и разрушительных осколков. Нравственное чувство в человеке не только дает ему возможность понять, что его высшее я имеет непрерывность во времени, но также дает ему возможность убедиться, что он заблуждается, ограничивая себя своим низшим я.

Поистине, человек есть нечто большее, чем сам себе кажется. Он принадлежит личностям, которые не включены в его индивидуальность и которых он, вероятно, никогда не узнает. Подобно тому, как он чувствует влечение к своему будущему я, вне пределов настоящего сознания, он точно также чувствует влечение к своему высшему я, вне пределов своей личности. Нет человека, не испытавшего до некоторой степени этого чувства, не жертвовавшего в своей жизни эгоистическим желанием ради другого, не испытавшего удовольствия переносить лишения и заботы ради счастья другого человека. Надо признать истину, что человек не отдельное существо, что он имеет аспект универсальный. Когда он это познает, он становится великим. Даже самый злонамеренный эгоизм вынужден признать это, когда он ищет власти ради зла, ибо он не может властвовать, не зная истины. Таким образом, для того, чтобы воспользоваться истиной, эгоизм должен до известной степени перестать быть эгоизмом.

Разбойничья шайка должна иметь своего рода нравственность, чтобы составить шайку. Они могут грабить весь мир, исключая друг друга. Для достижения безнравственной цели приходится пользоваться некоторыми нравственными орудиями. Действительно, нередко наша нравственная сила дает нам власть совершить злодеяние, пользуясь другими в свою пользу, лишая других их несомненных прав.

Жизнь животного безнравственна, так как оно видит лишь настоящее. Жизнь человека может быть нравственной, но это означает, что она должна иметь нравственную основу.