Сперва
- объяснение о методе и языке.
Начну его как бы
доказательством от противного:
с критики предлежащего текста,
с реакции на него строгого
философа.
- Это
не философский текст. Зачем
столько образов,
необязательных примеров,
ассоциаций, уводящих в сторону?
К чему инверсии в порядке слов,
их игра? Все это надо убрать,
сделать рассуждения более
строгими, сократить вдвое и
сделать нормальную статью.
Я было
уныл: к чему мне снова мучения
издания? Но затем понял, что
надо предварить текст неким
объяснением с оппонентом.
- Описать
национальное - это выявить
уникальное. Эта задача не
поддается только рассудочному
мышлению. Здесь образ, символ и
миф эффективнее работают.
Строгая логика и "бинарные
оппозиции" обесцвечивают:
все - на одно лицо выходят, а
национальные особенности - это
как выражение лица и интонация.
В этом деле не доказать, а
показать - возможно. Ведь
цель-то - сообщить
представление (не понятие - это
невозможно) о каждом
национальном мире, чтобы оно
было ярко и убедительно. И тут
поле ассоциаций из разных сфер
вокруг костяка рассуждения
обладает "доказательной"
силой и убеждает более, нежели
непротиворечивое выведение
звена из звена. И такое поле
залито и воспринимается тем же
"естественным светом
разума" (Декарт).
Да,
это не чисто философский текст.
Но строго философские подходы
оказались бессильны
справиться с национальной
материей. Я предлагаю текст -
культурологический по
предмету. В нем рассудочное и
образное мышление работают
вместе. Смотреть на
национальное - как на солнце:
прямой взгляд и подход
напролом ("прямой
наводкой") слепит - и предмет
ускользает. А вот сбоку
заглядывать, подглядывать,
вроде случайное улавливать -
глядь! - вдруг некий целостный
образ и складывается…
Поэтому
полагаю, что мой метод
соответствует предмету.
Что
же до протяженности
предлагаемого текста, который
несколько превышает размеры
стандартной статью, - так ведь
тут сжато изложена целая
система и метод, что давно
просили меня дать в сгустке -
для гуманитариев из разных
областей. И только философский
журнал централен и сводит всех.
За
сим - приступаю. |
Национальное
- израненная ныне проблема.
Чувства (страсти, страдания) -
много, а понимания, знания -
мало. Вскипевшие бороться и
отстаивать свое "право наций
на самоопределение"
одушевлены вроде бы влечением
реализовать самобытность свою.
А что делают? Избирают
"президента" и
"парламент",
устанавливают "валюту" и
таможню, армию и посольства, то
есть стремятся "быть как
все" - унифицироваться. И в
достижении этой цели воюют,
убивают своих молодцов и лона
жен, взрывают храмы и дворцы,
жгут архивы чужие, а те - ихние,
то есть уничтожают и свой
генофонд (плоть народа), и
невосстановимые памятники
старины - сокровища
национальной культуры. И
борются уж за
"самобытность", то есть за
"лица необщье выраженье" и
особую жизнь - самым
абстрактным способом:
убийством, зверством,
всеуравнивающей и
нивилирующей - смертью.
Да,
непросветленное самочувствие
ведет, а самосознание
национальное отстает. Оно и по
существу трудное дело и долгое.
Даже в такой великой стране с
такой великой культурой, как
Россия, ее Ум не успел снабдить
страну самосознанием:
сократова работа "познай
самого себя" только
развертывалась, писатели и
мыслители все гадали и мечтали
о будущем России, искали ее
призвание и идею, как тут
наскакали шустрые и давай с
ходу решать, прикладывая
"общий аршин" то
Социализма, то Рынка, без
понимания,
чтрастранепизчеловеку в этом
космосе присуще желать и какие
ценности и как достигать, а
какие - с чужого плеча, и
незачем из-за них убиваться и
корежить свой уклад и стиль.
Но и то
верно, что целый век почти - в
эпоху казенного
"интернационализма" -
национальная тема была в
сущности неприкасаема. И хотя
подспудно многое
нарабатывалось: например,
труды Л.Н. Гумилева,
культурологические
исследования Д.С. Лихачева, В.Н.
Топорова, В.В. Иванова, С.С.
Аверинцева, А.Я. Гуревича и др.,
но они оттеснялись на
академическую обочину, уровень
же сверхидей и национальная
шкала сверхценностей не
подлежали обсуждению.
Но и ныне,
когда национальный вопрос
воспламенился - как не просто
злоба, но ужас, катастрофа и
трагедия дня, политики
судорожно пытаются что-то
решать и делать, но тоже
некогда обдумывать спокойно и
пространно. Способнее этим
было заниматься в минувшие
глубоководные годы
"застоя", что я и делал: уже
более 30 лет занимаюсь
описанием национальных
образов мира, и серия в 16 томов
наработана. Там и Россия, и
Америка, Индия, Еврейство,
Космос Ислама, Англия,
Германия, Франция, Италия,
Эллада, Болгария, Польша,
Грузия, Киргизия, Казахстан,
Эстония, Азербайджан, Армения и
др. Это был мой способ
путешествовать - умом и
воображением. За границу не
пускали, а страсть как
хотелось. И вот я на несколько
лет зарывался в ту или иную
страну: читал про природу,
историю, быт, религию, кухню,
изучал литературу, искусство,
философию, естествознание - с
целью докопаться до идеи, сути
и назначения данного
национального целого, его
"энтелехию", целевую
причину постичь (что ведет с
начала и до конца), - и описываю
разветвленное древо
национального мира, как оно
видится в моем умозрении (так
что, конечно, то мои
субъективные образы
национальных образов мира),
вслушиваюсь в тембр этого
инструмента в мировом
симфоническом оркестре.
Некоторые портреты вышли
книгами, довольно и статей, но
основная масса текстов - не
"в столе" (там им тесно), а в
шкафах. И как ранее
идеологический механизм не
позволял этим сочинениям
проникнуть в печать, так ныне -
экономический. Так что
покамест попробую дать
некоторую
выжимку-"дайджест" из
этого труда жизни.
О "национальной
ментальности" стало модно
толковать - заемно-залетный, не
пророщенный у себя термин
переняв, с латинского опять же,
вестернизованный. Мне по душе
эллинские идеи-термины: Космос,
Психея, Логос. И вот разность
чувствую, а выразить - удастся
ли? "Ментальность", как и
"интенция", и
"социокультурный", и
"бинарные оппозиции"…
дышат научностью: в системе
разделения труда, на своем
шестке в курятнике науки той
или иной полощутся развешанные
объявления и заявления
бумажные, плоскостные. А эти:
"космос", "хаос",
"логос" - как "преданья
старины глубокой": донаучны,
иным состоянием мира и ума
дышат - бытийственным,
онтологическим, а не
междусобойчиком
гносеологическим, договорным
(о терминах), условным. В тех же
не у-словность, но - Слово, что
близко к тому, что "в начале у
Бога".
Но и более
соответствует таковое стилю
бытия и мышления в России. Оно
ведь у нас архаично по сути,
синкретично - мышление более
целостное, доморощенное,
наивное, идеи принимая всерьез:
не
условно-игрово-прагматически,
но "не на живот, а на
смерть"; как и Сократ некогда
в Элладе, так и у нас люди гибли
и гибнут - не за металл, а за
воз-Дух! За Идею = Видею, которую
у нас, на Святой Руси, где
царство белого света и снега, -
сподручнее созерцать, умозреть
и любить.
И видится
мне так, что в бытии и мышлении
России, в ее культуре, на
большом просторе и экране
аналогичное эллинскому типу, а
именно: синкретическому
тождеству Бытия и Мышления, -
происходит. А с Запада, от
Декарта и особенно Канта, идет
анализ - от частного лица и
частичного индивида, от ума его
"я" малого и от частной
науки - вопрос о Синтезе
мучительно поднимается: "как
возможны синтетические
суждения априори?" Это -
проблема безблагодатного
состояния ума покинутого
Бытием и Богом на самого себя и
мужество свое человека. А мы
еще патриархальны,
инфантильны, верим всерьез в
Свет и идеи, и Слово (вербальна
и Россия, и советчина: за слово
казнили и слово признания
исторгали на дыбе) - и власть
так, правители, но и мыслители
также. И способность к
мифотворению сохраняем. Как
Платон.
Две ведь
матки в философии: Платон и
Кант. Западная Европа и Америка
- в традиции Канта пошли науку и
практику развивать. А в России
платонизм органичнее: метод
умозрения, "исхождение
Духа" не от части ("я"),
но от Целого: не "и от Сына"
(= человека), но все же лишь
"от Отца"… Из больших
мыслителей в России лишь
Бердяев да Бахтин - от Канта, а
все прочие - от Чаадаева,
Киреевского, Хомякова, Тютчева,
через Соловьева до
Флоренского, Булгакова и
Лосева - от Платона.
Вот уже я
некоторые высказывания о
национальных склонностях в
мышлении себе позволил, но они
пока необязательны и
внеположны: как бы готовыми
наблюдениями взяты, а не из
моей системы выведены. Я к ней
иду и заявляю: да, мифотворю,
имею некое видение перед
очами души и ума и его пытаюсь
уловить и
восписать-рационализировать,
расчленить-представить,
пользуясь как
образом-метафорою, так и
рассудочными категориями - в
каше и смеси, какова и жизнь, и
реальность национального
бытия. И радею не о
"непротиворечивости"
логического доказательства, но
об яркости представления: не доказать,
но показать различия
национальные - и главные, и
нюансы, сопоставить в
сравнении - мне увлекательно.
Да и по
этносу кто я? Отец - болгарин из
Фракии, мать - еврейка.
(Болгария + Иудея) / 2 = Эллада
выходит. Так что натурально
себя платоником, даже
досократиком чую и на языке
четырех стихий все выражаю.
Но ведь
родился-то я в России! Родной
язык - русский. Так кто же я? Так
что, занявшись сравнительным
описанием национальных
образов мира, я через множество
объективных предметов (Россия,
Германия, Болгария, Еврейство,
Америка, Индия…) сократовой
работой самопознания
занимался, рефлексией,
проблемой
"самоидентификации". Да,
работа эта - экзистенциальна
мне, лично-заинтересованна,
кишечно-полостна и страстна.
Потому-то и мог ее делать так
долго, всю жизнь почти, без
сообщения и печатания, но
держась лишь на любознании.
Исповедаться,
отдать отчет в своих
субъективных мотивах
мыслителю и даже ученому важно
именно для суждения об
объективности его
исследования. В науке ХХ века
поняли, что прибор влияет на
эксперимент. А что есть
"прибор" в гуманитарных
науках? А я сам, именно такой
человек, живущий в то время,
когда мыслю, со своими
"комплексами" и
склонностями. И это не без
значения: какие свои потайные
загвоздки и сюжеты я могу
решать и какой личный интерес
преследовать на
сублимированном уровне данной
отвлеченной проблемы или
обдумывая данный факт
культуры. Он уже перестает быть
"данным", но становится и
произведенным
("фактом"-актом),
сотворенным моей душой в
контексте проблем моей жизни. И
не только помехи из-за этого
проистекают, но и
жизненно-страстная, эросная
энергия, что одушевляет
предмет и своей волей
направляет ассоциации,
понимание, самое логику -
двигаться в том именно, а не в
ином направлении. Такое
мышление - привлеченное (к
ответственности и перед собой
как перед человеком живущим); с
его посредством извлекаются
новые смыслы, каких не откроет
в предмете и факте культуры
мышление отвлеченное (от
"я" мыслящего), которое
этикетно в науке. Все мои
трактаты о национальных
космосах - внутри
жизненно-философского
дневника "жизнемыслей".
Так возделывается экзистенциальная
культурология. В ней
переплетены трактат и
исповедь, понятие и образ.
Причем личная ситуационность
не вообще, но каждого поворота
теоретизирующей мысли даже в
сей день и настроении
учитывается - ну, как
мгновенная скорость в
механике. Помесь Шпенглера с
Прустом - такой тут жанр.
В начале
был Логос - то есть над вопросом
о национальных логиках
задумался я - и вот как. С 1955-го
по 60-е годы грыз я Гегеля под
руководством Э.В. Ильенкова
(еще и Канта, Фихте, Шеллинга),
осиливал их философский
жаргон, проникся и полюбил, но
что-то во мне бунтовало:
неужели мне, в России середины
ХХ века, чтобы понять Абсолют,
Бытие и смыслы всего,
обязательно ум именно по этим
траекториям - немецкой
классической философии, этого
великолепного, но готического
собора, - двигать? Так ли уж
всеобща и универсальна эта
претендующая быть таковою
логика и систематика? Не лежит
ли на ней локальная печать
именно германского склада
мышления? И так ли уж чист
Чистый Разум? И зародилось
предположение, что у каждого
народа, культурной
целостности, есть свой особый
строй мышления, который и
предопределяет картину мира,
что здесь складывается и,
сообразуясь с которою, и
развивается история, и ведет
себя человек, и слагает мысли в
ряд, который для него
доказателен, а для другого
народа - нет.
Национальные
логики, однако, мне выявить не
удалось: не по зубам орешек.
Принялся я было сравнивать в
лоб логику с логикой:
Аристотеля с Кантом, Декарта с
Бэконом и т.п. - все работают
вроде однотипной формальной
логикой (силлогизмы,
индукция-дедукция…),
доказывают свои положения и
строят систему; отличия же
могут быть объяснены разностью
и исторических эпох, и
индивидуальных
миросозерцаний. Тогда я
отступил и с философского
синтаксиса перешел на лексику,
что проще. Вслушиваясь в
термины, различил залегшие в
них метафоры, образы: они не
могут не изгибать мысль
философа в своем силовом поле и
не излучать-изливать интуиции.
Например, изучая философию
Декарта, русский узнает, что у
него две субстанции:
"протяжение" и
"мышление". Отчего, почему,
какая связь? Никакой логики в
этой паре. Но вот открыл
французский текст - и что же?
Там Ex-tension и En-tendement. Оба - от
латинского tendere или
французского tendre, что значит
"тянуть". Так что -
вы-тяжение и в-тяжение, как
вы-дох и в-дох. Материальный мир
= такт выдоха Бытия,
саморасширение Духа. Мышление =
такт вдоха Бытия, его вбирание
в себя, аннигиляция
пространства в точку и вообще в
имматериальность. Как все
просто стало - и очевидна
интуитивная основа их
спаривания! И красиво:
симметрия и баланс, что есть
эстетический критерий во
Французстве и проступает в
дуализме Декарта, тогда как
германский вариант дуализма -
это антиномии =
"противозакония",
противоположности. И это тоже в
терминах очевидно.
"Предмет" по-немецки -
GEGEN-stand, тоесть
"противо-стой", а значит -
враг, противник, которого надо
осиливать Волей - сие
Пред-ставление. Тут же и WIDER-spruch
- "противо-речие", что fьhrt =
"ведет", по Гегелю. А из
пространственных
ориентировок-координат
Вертикаль мира подчеркнута:
"стояние" и в Gegen-STAND и в
Vor-STELLung - "представление",
тогда как у Декарта-француза
скорее горизонтальный вектор
превалирует, как в русском
"пред-мет" (калька с
латинского objectus от iacio -
"метать"). Важные акценты
национальных предпочтений и
склонностей улавливаются в
терминах для "истины", как
это еще Павел Флоренский
промедитировал в "Столпе и
утверждении истины".
Греческое aletheia -
"несокрытость", то есть -
что очевидно зрению - как видеи
Платоновы. В латинском veritas
(французское veritй) - аспект
"веры" слышится. А русская
"истина" = естина, тоесть
аспект Бытия, склонность к
тождеству Бытия и Мышления,
онтологизм русской мысли…
Следующий
шаг - уловить интуиции,
созерцания и видения под
системно-рассудочными
выдумками философов. Они
проступают в наглядных
примерах, сравнениях,
иллюстрациях, к каким
прибегают мыслители, поясняя
свои логические построения.
Шар, Сферос - модель мира для
эллинов (Пифагор, Платон,
Плотин, Архимед, Птолемей…).
Дом, Haus - модель мира для немцев.
Кант закладывает фундамент
для возможной будущей
Метафизики и строит здание
Разума - постоянны эти образы у
него, вдохновляющие. По
Хайдеггеру язык = Дом Бытия. По
германской интуиции,
развернутой Кантом же во
"Всеобщей естественной
истории и теории неба",
Вселенная = Миро-здание1. По Шеллингу,
даже Бог = Дом: он полагает
"Основу" (= фундамент) в
Боге ("Философское
исследование о сущности
человеческой свободы").
Другой частый образ в
германском умозрении -
Растение, Дерево, Stammbaum =
"генеалогическое древо", в
том числе и родства языков
индоевропейских. А Гегель свою
"триаду" поясняет так:
зерно = тезис, стебель =
антитезис, первое отрицание;
колос - синтезис, отрицание
отрицания: то же зерно, но
"сам-сто". Подобные же
архесимволы: Путь-Дорога, Даль -
у русских, Корабль и Ковчег - у
англосаксов (Бэкон,
"Левиафан" Гоббса и т.п.).
Эти интуиции натекают в ум
философа - из национального
Космоса.
|