|
|
|
Гильем, седьмой граф Пуатье и девятый герцог Аквитанский (1071 - 1126) стоял у истоков поэзии трубадуров. Знаменитое "Жизнеописание трубадуров" открывается резо, посвященным именно ему: "Граф Пуатевинский был одним из куртуазнейших на свете мужей и превеликим обманщиком женщин. Как доблестный рыцарь владел он оружием и отличался щедростью и великим искусством в пении и трубадурском художестве. И немало постранствовал он по белу свету, повсюду кружа головы дамам" (Пер. М.Б. Мейлаха и Н.Я.Рыковой). Там же приводится стихотворение, вариацией на которое является данный текст. Гильем владел вотчинами, размер которых превышал владения французской короны. За необузданный нрав и по обвинению в прелюбодеянии дважды был отлучен от церкви, но оба раза - прощен. Участвовал в Крестовом походе. Переложение, выполненное Дереком Махуном весьма точно следует тексту оригинала, при этом сделано подчеркнуто "жестко". (Прим. пер.)
|
|
|
-
|
У могилы Луиса Макниса
Твой прах - невредим, даже если под шквальный порыв
Качнутся бугры и надгоробье завалится на бок.
Твоя принадлежность земле есть земли этой навык
Провидеть грядущее в прошлом, способствуя росту
Деревьев и света, когда, свежих трав наплодив,
Весна обжигает цветением весь полуостров.
Твой прах не разрыть, пусть дожди уминают погост
И корни кустарников точат, а все остальное...
Нет, нам подобает молчанье в виду перегноя,
И все же стихи твои - с нами (к чертям панихиды!),
Магвайер недаром хотел, чтобы явлен был дрозд
На камне могильном над певчей строкой Еврипида.
Тобою, как солью, пропитана эта земля,
К ней лепятся тени холмов, оставляя просветы.
А вдруг ты услышишь дыханье земли отогретой,
Особенно если в запасе довольно тепла есть,
Чтоб пашни отмерзли, веселые всходы суля,
По ходу работы с твоим расписаньем сверяясь.
Ты нам заповедал на вещи смотреть под углом
Иронии ломкой, во имя возможных обличий...
Из штольни восстав, прохрипев из палаты больничной,
Поднявшись со дна городов, обращенных в руины,
Играешь отбой, и весенний поток напролом
Течет по тебе, обновляя замшелую глину.
Тихоокеанская Канада
На запад ветер гнал корабль, спасая
Бегущих от костров и мора. Здесь
Они сошли на берег в изможденьи
И застолбили кряжистую землю.
Теперь их внуки не боятся ночи.
Снег залепил окно и не видать
Гусей, стремительно летящих к югу
Над околевшем озером во льду,
Пострунно вытянуты птичьи шеи.
Как тихий вздох, голодных крыльев взмах.
Тюремный дневник
Несколько дней
Взаперти.
Тень от бутылки
Ползет по часовой.
Подруга не звонит, так мне и надо.
Напротив, через двор, в окне
Старуха. Садится и молчит.
Кричу, но без толку.
Глухая она что ли...
Какая, впрочем, разница.
Запас консервов, книги.
Гораздо меньше обращаешь ночью
Вниманье на остутствие огней
В домах, машин на улицах...
Всеядность тишины,
И заточенья черепаший ход.
Но выйдет срок, подруга
Вернется. Все забудется,
Как в детстве корь, как переход
Бессонный через ночь.
Пэнсхерст Плэйс
На барбарисе ягоды дождя,
Из росплеска в слезу переходя...
Льют песню лютни в раструбы аллей.
Нарциссов ослепительный елей.
Интригой пахнет, страсть во весь опор.
A l'ombre des jeunes filles en fleurs,
Перчаток сладострастная возня,
Любимая, не покидай меня.
Освеченное янтарем лицо,
В ночи оно блестит, как озерцо.
Поленьев треск. Здесь люди рождены,
Чтоб о Дворе дурные видеть сны,
Но караван испанских каравелл
Успел к рассвету обогнуть Кинсел.
О горлице вздыхают зеленя.
Любимая, не покидай меня.
Трактат
"Мир - это все, чему есть место в нем",
От мухи, в угол загнанной, до Ники
Самофракийской, но зарос репьем
Подлунный сей, и ни одной улики
На Бога не собрать, когда жильем
Он облако избрал себе, безликий.
Но мир - и то, что может дать ростки,
Охваченное мыслью. Римский Тацит,
К примеру, полагал, что моряки
Под вечер слышат, как садится солнце
На западе и, рыбьи косяки
Ошпаривая, вспыхивает вкратце.
Сирена
(из Умберто Сабы)
Увидевший тебя в воде подумал бы:
"Плывет, как рыба. Подлинно, сирена".
Насмешница, о как ты непохожа
На сумерки мои! Мне снилось:
Я леску привязал к твоей лодыжке,
Но и во сне ты ускользнула, дева.
Твои друзья шумят, толпятся в баре
Вокруг тебя. Все молоды, под стать
Тебе. На миг ты хмуришься, и тень,
Тень материнства, пав с ресниц, ложится
На гордый и прекрасный подбородок,
Связуя твой восход с моим закатом.
Пер. Г. Стариковского
-
|
