Зарубежная поэзия в русских переводах.

		Поль Брекке (1923 – 1993) Перевод с норвежского Антона Нестерова
		Одиссей у Калипсо Студенты дали ему прозвище – Одиссей. Профессор знает об этом. Морщинка радостного самодовольства пересекает его переносицу. По утрам он стоит на кафедре, загорелое лицо сияет. Здороваясь, щеголи-студенты привстают со своих мест. Шевелюра профессора оттенком сродни орлиному оперению. О, этот высокий лоб философа! За спиной у профессора, на доске, формула – постоянная Планка. Наклонный ряд цифр похож на вымпел, Реющий на ветру. Он снимает очки, чтобы не видеть ошибки. И начинает вещать. Бледно-голубые кольца дыма, перед глазами. Там, снаружи – военный лагерь, горят костры. Тихо! Гребите! Взгляд его устремлен вдаль, но ему страшно: как, быть вожатым в пути через эти пространства?! Он стоит здесь. Стоит здесь и знает, что каждый готов идти, не колеблясь, за ним. В их взглядах он читает почтение. Все ждут его решения. Он осторожно кладет очки на кафедру, берет мел. Но проклятая дурнота, она заставляет его тяжело опереться на кафедру. Ему кажется, он стоит на качающейся палубе. Что за огонь там вдали – Отблески копий? Солдаты? Они смотрят в упор! Этот взгляд… Он вызывает в нем дрожь. И сквозь сжатые губы он бормочет: Я – никто. Никто. Никто. Но пол качается. Профессор чувствует слабость. Тело – материально. Наконец, он берет себя в руки. Перехватывает взгляд студента. Энергия, говорит профессор твердым голосом, Выделяется порциями квантов. Он выходит из аудитории. Студенты не спорят с ним что ж, в науке озарения подобны взрыву, пусть падают преграды для мысли. Он запирается в своей лаборатории, спасенный, еще раз спасенный. Выброшенный волной на берег родного острова. Серый рабочий стол. Неоновые лампочки льют свой вечный дневной свет. Стены звуконепроницаемы. ЭВМ стоит, отливая белизной и никелем, кокетливо подмигивая зелеными и желтыми огоньками: входи, входи! Ни здесь, ни сейчас – нет границ для этого взгляда, этой мысли, я сделаю тебя подобным богам, ты будешь блуждать, мчась сквозь световые годы, входи. Позади себя он слышит глухой звук захлопнувшейся двери на Огигии, в океане. Это – остров вне мира. Вечный, неизбывный ноябрь, здесь нет времен года, нет солнца, дождя, только газоны всегда зеленоваты, похожи на настоящую зелень, и сумерки, словно подступает ночь и никогда не было дня. На любом оторванном листке календаря все та же дата, а любое зеркало, в какое ни глянь, отвечает вежливой улыбкой на крик, страх, истерику, грубость. На пляже стоит старик. У него юное тело бога. Он зябнет. Старик смотрит на волны, он видит, как они, белые и седые, возникают, будто города на равнине. Волны. Он видит силуэты башен, крепостных стен. Людей на улицах – они бегут, бегут наугад, кричат что-то, но шум прибоя не дает разобрать слова. Люди жестикулируют. Каменные дома и башни разламываются и оседают грудой осколков. Он вслушивается в крик – но крик беззвучен. Вода разглаживает морщины. Лес – зеленая бархатная равнина, залитая пеной белых цветов, растительность поглощает людей. Но перед ним – только прибой. Тяжелое дыхание моря у берега, платье на груди моря вздымается в такт грохоту тысяч камней. Он стоит здесь – вне времени и вне пространства, в пустоте он зябнет, зябнет под взглядом вечности. Как ему выбраться отсюда? Корабля нет, мосты сожжены. Как вернуться? Он пленник, пленник у Калипсо. Служанка нимфы маячит за спиной, покачивает опахалом – пальмовой ветвью, накрывает стол, вот нектар и амброзия из формул. Формул, чисел и чисел. Он видит людей, идущих по воде, по воде – мимо, мимо него. На лицах их скорбь. Они поднимают руки, благословляя города – утонувшие, исчезнувшие города. Он стоит на берегу, рот распахнут криком: спасите, остановитесь! Но в ответ лишь: я – никто, никто, никто. Звон серебряных колокольчиков говорит ему, что он доставляет слишком много хлопот служанкам нимфы много хлопот с числами, которые они должны просчитать смотри на эти клавиши как мысли шарахайся машинной распечатки Теперь его, Одиссея, черед танцевать с вычислительной машиной Калипсо, покуда мигают огоньки волны бьются о берег в шуме прибоя можно расслышать звон кандалов.
		Niw 05.02.2008