Преломление 

Мне нравится осенняя пора,
Когда к земле стремится желтый лист,
И нет уже у солнца прежних прав,
И облака бегут из-за кулис
Огромной декорированной сцены,
И продавцы дождя снижают цены,
И все в природе - случай, зыбь, каприз.

Мне нравятся осенние пиры
Ворон на пустырях - какая небыль!
И нравится стремительный порыв
Вороньей стаи в сумрачное небо,
И клики сов, и на каштанах голых
Унылый стон неторопливых горлиц.

И множится волнообразный круг.
А там, средь звезд, скользит осенней ранью
Забредший в небеса влюбленный странник.
Очарованье свойственно перу, -
Что ж, он летит, движенью звезд послушен,
Но приглядись - ведь он бредет по лужам...

Вдали 

По заброшенным улицам
Утомленного города
Ходят жители странные,
Суетясь, семеня...
Город скорбно сутулится,
Ветхо здания горбятся,
Испещренные ранами,
С ликом старых менял...

А у моря, у берега,
А по парку задумчиво,
По аллеям печальная,
На бульварах пустых
Дева бледная, беглая
Бродит, снами измучена,
Изумленная чарами,
Погруженная в стих.

Под чужими туманами
Насмерть все залелеяно,
Солнце валится за море,
И чадит горизонт.
Вдалеке - все обманное,
Все какое-то тленное.
Опускается занавес -
Снится девице сон:

Что по-прежнему - улица,
Что гитары под львицею,
Что платаны разбросились,
Медью листьев звеня,
Что опять она - умница,
Что окутана ситцами
Златоветренной осени
В красных каплях вина...

Падают листья 

Осень опять предрекает удачу.
Под ноги нам чудотворец незрячий
Сыплет чудной, но разборчивый мистик
Желтые листья.

Что бы мы делали, если б не эти
Наши приметы. В глухом кабинете
Старец сидит, чьи глазницы бездонны,
Плещет в ладони.

Годы идут, но как будто на месте,
Словно нам кто-то топтаться наметил,
Это топтанье похоже на танцы
Желтых квитанций.

То осыпаются дни и недели,
Нам непонятно - смогли, не сумели? -
Эти недели наполнить гривастым,
Призрачным счастьем.

Но оглянувшись назад, замечаем:
День, что в минувшее тихо отчалил,
Кажется издали канувшим в Лету
Радужным светом.

Осени сон многоцветно прозрачен,
Медь саксофона стенает и плачет,
Словно сквозь пальцы иллюзиониста
Сыплются листья...
Падают листья...
Стелются листья...

Срывая Одежды 

Пишу, размышляя о сущности тонкой,
о вечной душе. Где-то там, как иконка,
она возмущает, упрятавши в гены,
чудные легенды.

Огромно желанье проникнуть в подкорку
затем, чтоб душа не ютилась покорно
на душных задворках. И движутся тайны
совсем как путаны.

К одной я приблизился. Шаря глазами,
качалась, и лыка она не вязала,
и сущность облекши в кисейные клочья,
сказалась порочной.

Другая не очень скрывала обманы,
была невозможна, красива, желанна,
но вдруг исчезала и звала - "Ну где ж ты?" ,
срывая одежды.

Но тело тумана не схватишь - бесплотно,
из мутных разводов, из веяний соткан
в нем контур намека и блики посыла,
и слабости сила.

А третьей была полупьяная краля,
она предлагала мне чашу Грааля,
но вместе - сулила мне пифия третья
услады запрета…

На все я согласен. Но истина в чем же?
Нельзя ли ответить серьезней и строже -
Где смысл таится - без козней и плутней -
души пресловутой?

Невнятно шептали мне девы о вечном,
о бренном, о смысле, что с тайною венчан...
Бесцельно толпились неясные тени,
и были бесценны

беззвучно звучавшие их откровенья,
и было таким их голодное рвенье,
как будто я суть у теней этих отнял,
как вор в подворотне.

Быть может я отнял ту самую сущность?
И вот - без нее им уныло и скучно,
одры опустели, печальные орды,
огромны и облы,

сомкнулись вокруг, шевелились, тянулись,
их странные лики во мраке тонули,
и вопль их горестный - выжимки сердца
и брань иноверца.

И сущность стонала, рвалась, извивалась,
наверное, помня все прежние стати,
которые, будто, задумал Создатель
как утлую малость,

как бренный прибор на потребу владельца.
Закончилось тело - ей есть куда деться -
рождаются сотни машин ежечасно,
а души - не часто.

Душа ли владеет бессмысленным телом
иль мы нашей сущей душою владеем?
Бессмертна душа? Но бессмертен и камень,
лежащий веками!

Растаяли тени... исчезли девицы...
Растерянность странная длится и длится.
Чем дальше, обширнее тем метастазы
безумных фантазий.

А ветер по-прежнему волосы треплет,
и слышен по-прежнему осени лепет,
и в мир я вхожу, беззаветно дыша.
Я - тело, 
я - мысль,
я - душа...

niw 17.04.05

Мим

И вот мы рядом, впрочем, как всегда -
И нет для нас вопроса - что потом.
А в мире толчея и суета,
Все так же мир похож на шапито.

Где акробат низвергнут с высоты,
Где маски лгут, и молчаливый мим
Усердно пишет странные холсты,
Холсты - на миг, но он неутомим.

Меняются картины бытия.
И старый мим ушел за перевал...
Но вот он - холст живой, где ты и я,
Тот холст, который мим нарисовал...

Он лицедей - ему не жаль, не жаль
Творить мгновенья дивные, как сон,
Но призрачную сказку удержать
Лишь зритель может, а не он, не он...

За перевал и нам случился путь,
Там лицедей чредой рапидных поз
Лепил в пространстве чью-нибудь судьбу,
Но кто же принимал его всерьез?!.

Ломая руки, мим в глухой тоске
Взывал к толпе. Как в вечности скользя,
По бледной шутовской его щеке
Катилась одинокая слеза.

Эта девушка...

Она была невинна и прекрасна,
Глаза ее светились изумленно,
Но в горницу ее пиит прокрался 
И веяньям учил ее салонным.

Рассказывал, что ямбы устарели,
Что соловьи, осенние наряды -
Давно уже банальны, менестрели
Ценителей теперь волнуют вряд ли.

И то, что прежде грубостью считалось,
Теперь ласкает слух, тревожит душу,
И пошлость яркорыжими цветами
Тоску раскрасит и слезу осушит...

И мат уже цензурен, нормативен -
И не пылают щеки донны беллы.
Иные властны над толпой мотивы, -
Орал пиит, включая децибелы.-

И мысль не нужна, как таковая,
И чувства - не предмет для песнопений...
Она молчала, головой кивая,
И удивлялась на его сопенье.

А взор ее был нежен и доверчив:
ПОЭЗИЯ, светла и лучезарна, -
Она его не понимала речи
И таяла, и тихо исчезала.

Театр кукол

Какой сегодня странный век
На белом свете -
Пиар, амбиции, навет,
Инета сети,

Повальный блеф, повальный трёп,
И гений - каждый.
И брань совсем не брань, а троп,
Но трехэтажный.

Аллюр тряпичного коня
В театре кукол.
И застревает на камнях
Моя фелука.

От хрипа гениев теперь
Куда же деться?
И рвется к небу хилый перл
Из чрева тельца.

Но я - поближе к берегам,
В покой теченья,
Где века прошлого рука -
Приветной тенью.

А над стремниной свет погас,
Трепещет Геба,
Тряпичный кукольный Пегас
Взмывает к небу...

Посолонь

Белогривые зимние синие ночи.
В снежной замети неразличимы пути.
Непроглядный, и кажется даже - бессрочный
Неуют у времен взаперти.

Мы идем. Мы нацелены в снежную даль,
В злую стынь, в ледовитость нависших лавин.
Мерзнут вечные боги в оплетках сандалий
И крылатый дрожит херувим. 

И - ни звука, ни стона, ни скрипа, ни зги
В этой мертвенной мгле не слыхать, не видать, 
Пропадет в ошалелом безмолвии, сгинет 
Свой отряд потерявший солдат.

Но пригрелась гитара в руках у меня,
Но в бегущей крови полыхает огонь,
Мы на скудные мелочи не разменяли
Нашу песнь, уходя посолонь.

Только чудится, помнится, что позади
Наших раненых душ замерзает белье... 
Там осталась Россия в сугробах седин,
И ничто не покрыто быльем.

Рассыпаясь, колеблется призрачный свет,
Оплывает слеза у пугливой свечи 
Перелетный пронзительный странствует ветер,
И далекая песня звучит.

Мы идем, может быть, наугад...
Одиночество... 
Холод... 
Снега...

Химеры 

Тьмы косматой упали на землю несметные мощи.
Тьма опутала мир обращенными внутрь глазами
И зеленая плесень покрыла гранит. Стало проще
Прикасаться к святыням. И мир в ослеплении замер.

Там, где тьма переходит в глумливый, навязчивый шепот,
Где невнятные шорохи вдруг превращаются в громы,
Там не в силах оправиться мир от червленого шока
И отвратно язвится, как червь усеченный. Но кроме

Этих сполохов пепла, в лохмотьях замшелого мрака,
Где в тщете и немилости девкою стала царица -
Есть мерцающий мир, вознесен, а потом и оплакан,
Но в ретортах алхимиков пленное диво творится.

Только мечется тьма, ударяясь о старые стены,
Лепит свой трафарет, вяжет новую скань для инферно,
И снуют в закоулках астральные ли полутени
Или просто иллюзии, вздоры, химеры...
Наверно...

Древлянка
Такая роскошная дивная осень -
Туманов холодных распатлана проседь,
А кудри деревьев желты и багряны,
Под ними, внизу, зеленеют поляны
Отборным еще и живым изумрудом.
И кружится, кружится ведьминым кругом
Грибов-колпаков хоровод под осиной -
Все это - Россия, ну, просто - Россия.

Но вот новогодние робкие пробы
Снежинок ложатся в сырые сугробы,
На елях тяжелые белые шапки,
И брешут надрывно охриплые шавки.
На окнах чудные налипли узоры, -
А роза упала на лапу Азора, -
И окунь не мерзнет под льдиною синей -
Все это - Россия, колдунья Россия.

Оклеваны красные кисти рябины -
Погасли светящихся ягод рубины,
Волшебно цветов расцвели малахиты,
Шумят и шумят над рекою ракиты.
Снуют огоньки-светляки земляники,
Тяжелые локоны ивы поникли,
И серьги берез невозможно красивы -
И все это вместе - древлянка Россия.

Плоды наливаются цветом и соком,
Над степью бескрайней планирует сокол,
По плечи, по шею - махровые травы,
Рыбак свои неводы старые правит.
И знойные степи охвачены ленью,
Но грянут дожди роковым избавленьем...
И вся эта сказка - и мать, и мессия,
Любовь и страдание наше - Россия.

niw 27.05.2005