Михаил Беркович

 Мир Леонида Колганова

Первое время трудно было слушать стихи Леонида Колганова в его собственном чтении. Он и читает, как пишет, своеобразно. Стоит, слегка наклоняясь вперед со сжатыми кулаками, слова произносит резко, будто выкрикивает, и от него идет экспрессия такого накала, словно от проводов высокого напряжения. Близко не подходи — сгоришь! Потом не только привык, но и подумал, что именно так и должно читать такие стихи.

Мне доводилось встречать не слишком много поэтов, тем не менее, с иными и работал вместе, с кем-то состоял в одном литературном объединении. И не припомнить двух, похожих. Все они разные — и в отношении к поэзии, и пристрастиях, у каждого только ему присущая “изюминка”, в основе своей определяющая личность, манеру письма. Многие из них основные силы уделяли профессии, не связанной с литературой. Писали в свободное от работы время. Встречались такие, кто полагал, что за перо следует браться только в минуты вдохновения, иначе ничего путного не напишешь. Были и такие, кто полагал, что вдохновение следует приглашать. Ибо, уж, коль назвался поэтом, литератором, — будь добр, работать ежедневно. Но есть такая когорта поэтов, которая таких вопросов не задает ни себе, ни коллегам. Они просто живут в мире поэзии. Их вытащить из этого мира невозможно. Леонид Колганов — из их числа. Поэзия живет в нем, он живет в поэзии, получается единый неразрывный клубок. Стихи составляют большую часть жизни, жизнь полна поэтических образов. Так это мне представляется после нескольких лет знакомства с этим замечательным поэтом.

Во всяком случае, читатель по стихам может проследить если не всю жизнь поэта, то основные ее вехи — наверняка. Перед нами открывается сложная, напряженная жизнь, полная переживаний, страданий, жизнь человека, угораздившегося в молодые годы пережить клиническую смерть, разлад в любви, смену страны проживания, терпеть неустроенность быта и прочее такое. Но меня могут спросить, где и когда ты читал стихи, написанные вечно счастливым человеком? И я отвечу: нигде и никогда. Потому что стихи, в основе своей, — крик души. У всегда счастливого человека душа не кричит. Нет причин.

Мы иногда звоним друг другу. И я испытываю радость, когда он говорит: “Послушаешь новое?” Не помню случая, чтобы стихотворение не понравилось. Мы не стали друзьями, может быть, потому что живем в разных городах, или из-за большой разницы в возрасте. Но добрые приятельские отношения сложились сами собой. Леонид Колганов — ровесник моего старшего сына, — родился в 1955 году. Писать начал рано. В двадцать один год он уже написал историческую повесть, которая была напечатана, правда, уже после отъезда автора в Израиль. Но до того произошло событие, которое наложило отпечаток на многие годы. Его исключили из университета города Калинин за… распространение стихов Николая Гумилева.

Удивительный случай. Леонид начинал с прозы, а не со стихов, как это бывает обычно. Помните Межеровское “До тридцати — поэтом быть почетно.\ И срам кромешный — после тридцати.”. Тем не менее, жизнь часто сама диктует, кому и чем следует заниматься, и в каком возрасте. После клинической смерти Колганов уже к прозе не обращался, может быть за редким исключением.

Стихи его печатали в столичных газетах и журналах. Его творчество было высоко оценено такими выдающимися мастерами как Андрей Вознесенский, Евгений Винокуров, Александр Коренев. Его называли одним из самых талантливых молодых поэтов России, прочили большое будущее. К нему с уважением относились друзья-поэты…А он издал две небольших книжки стихов, и уехал в Израиль. Почему?

А —
Все-таки —
В России — я — и взаправду — был лишний!
И — только изредка, иногда,
Меня вбирала, словно экологическая ниша,
Московского Птичьего рынка — зеленая —
цвета надежды — вода!”

Он не принимал остаточный коммунизм, прочно въевшийся в поры тогдашней России, усугубленный правовым беспределом, и все набирающим силу нацизмом. И все же был принят в Союз писателей России. Но уехал. И уже десять лет живет в Израиле. Здесь организовал творческое объединение “Поэтический театр Кирьят-Гата”. Вокруг него собрались пишущие люди… Тут я предоставлю слово Людмиле Луниной — профессиональной поэтессе, члену Союза писателей Израиля: “Леня талантлив на уровне гениальности. Поэтому к нему тянутся пишущие люди. Несмотря на сложность характера. И они растут вместе с ним. Тем более, что он не устает помогать своим товарищам, и сил на это не жалеет”. Добавлю, что многие из членов “театра” выпустили собственные сборники стихов и прозы, иные стали членами Союза писателей. Не стану называть их имена, у меня иная задача. Но не сказать о том, что вокруг Колганова образовалась литературная среда, состоящая не только из писателей и поэтов, но и из читателей, посещающих все мероприятия, проводимые “Поэтическим театром Кирьят-Гата” нельзя. Не ошибусь, если скажу, что эта среда помогает ему жить в новых условиях. Хотя он не ограничивается только ее рамками. Имя поэта Леонида Колганова известно не только в литературной среде. Его стихи, эссе, рецензии печатаются во многих журналах, альманахах, газетах, он выступает в других городах. Недавно ездил в Иерусалим…

Есть у Леонида Колганова такая маленькая человеческая слабость. Любит он, чтобы его представляли другие поэты. Все сборники стихов имеют предисловия, а иные по два-три. Конечно там — имена! Те же Коренев и Винокуров, Лидия Либединская, Эвелина Ракитская. Но, мне кажется, что все это его стихам не нужно совершенно, они как мускус, говорят сами за себя. Например.

Снежное поле
Зарделое тело заката
Над саваном храма сего, –
Но эхо былого набата
Раздвинуло стены его.
 
И не был он взрывом низринут,
Готовый на смотр и на слом. –
Ведь мертвые срама не имут,
Погибшие всходят зерном.
 
Люблю – несказанно, незнамо –
Лишь смертную нашу красу,
И пустошь поющую храма,
Как падшее небо несу.

Какие тут нужны рекомендации?!

Слово поэта

В Израиле Леонид Колганов издал три книги и несколько коллективных сборников, в которых сам принимал активное участие. В 1995 году вышло “Пламя суховея”, затем отдельной книжкой были изданы четыре поэмы “Слепой рукав” и последняя книжка вышла в прошлом году в московском издательстве Эвелины Ракитской в Москве “Средь белого ханства”. Вот несколько слов из заметки “От издателя”. “Поэзия Леонида Колганова — явление уникальное. Ее даже условно нельзя отнести к какому-нибудь поэтическому направлению… полифонична, многоголоса. Поэтический голос Колганова — не одинокая скрипка, а звучание эфира…”

Для меня же главное не многоголосое звучание, а умение поэта говорить так, как никто кроме не скажет. Спор о том, что такое поэзия в мире идет давно, а точного определения нет. Может быть, и, слава богу. Англичанин Самюэль Колридж утверждал, что поэзия это лучшие слова в лучшем порядке, француз Теодор де Банвиль говорил, что поэзия — то, что закончено и, следовательно не нуждается в переделке”. В ходу и множество иных формул, из которых я выбрал такую: поэзия — то, что нельзя забыть. Тот, кто хоть раз прочитал “Зодчих” Дмитрия Кедрина уже не сможет это забыть никогда. Или Яшинского “Орла”, который упал, “но средь далеких скал, \чтоб враг не видел, не торжествовал.”. Цитирую по памяти.

Образная система Леонида Колганова такая, что ее не вдруг и обнаружишь. Поэтические образы, как бы выдыхиваются на лист бумаги, при этом работают на стихотворение так, что само стихотворение становится образом... При этом стихи представляются, будто отлитыми в металле. Для примера восьмистрочное стихотворение “Марфа”

Из страстного и темного сказанья
Она пришла неповторимой притчей, –
Жемчужиною, всплывшею из грязи,
И – молодой невестою опричника.
И — той сирени насурмленной веткой,
Лишь смутный стон погибших поколений, –
И, женщина шестнадцатого века,
Чьи иродом целованы колени…

В одном из предисловий сказано, что Леонид Колганов не русскоязычный поэт, а именно русский. Спорить не стану, но скажу для заметки, что этого поэта никогда не оставляет его еврейство, он не может не возмущаться растущим на бывшей родине антисемитизмом, точно так же как и неправедная война, навязанная Израилю арабским миром. Кстати теме нацизма в России посвящена поэма, давшая название книге — “Слепой рукав”. Само это словосочетание мало кому что-либо говорит. Поэтому поэт вводит небольшое объяснение: “Слепым рукавом на берегах Амазонки называют какой-либо безнадежно зацветший и протухший изгиб этой великой реки”. И вот какая картина нарисована буквально несколькими мазками:

Это – когда –
Почуя – каюк, –
Все невинные рыбки –
Врас-
Сыпную –
Бегут –
Из –
Сей –
Всей –
В –
Своем ядовитом цветеньи –
Могилы!
И – тогда вместо них –
Появятся вдруг:
Анаконды, пираньи
И –
Крокодилы!

Тут не только омерзение к коричневому зловонию, вместилищу омерзительных хищников, но и предупреждение “невинным рыбкам”: поглядите на себя внимательней, так ли вы невинны, как кажетесь сами себе? Все четыре поэмы в этом сборнике, короткие, но все отличаются динамичностью и удивительной точностью слова.

Леонид Колганов обладает отличной памятью и хорошо знает поэзию вообще, в том числе и русскую, но его любимый поэт Осип Мандельштам. Особенно ценит стихи позднего периода, можно сказать, предсмертные. “Этому, — утверждает он, — цены нет. Это сокровищница русской поэзии”. Он и сам стремится к такому же совершенству, но никогда не пытается подражать. Ибо убежден, у каждого поэта должен быть свой неповторимый голос. С чужого голоса много не напоешь. Почти все стихи поэта читаются на одном дыхании, будто не читаешь — поешь. Например, вот это.

Земное знамя рухнуло
Из обветшалых рук, —
Но те же руки тухлые
Из прежних серых скук —
Все тянутся, все зыблятся
Из тех же луж-болот,
Когда, скажи, предвидится
Глобальный поворот?
Все те ж лягушки квакают,
Всяк соловьем поет, —
Лишь ворон честно каркает,
Как будто крови ждет.

Удивительная филигрань звуков, наполняющих музыкой слова эти строки. Такое, по-моему, не достигается мастерством. Должно быть, природное чувство музыки слова, то есть врожденный талант. Как сказал француз Ромен Кенно: “теперь пишите, но сперва родитесь все-таки поэтом!”

Одна из тревожащих душу поэта тем — взаимоотношение победившего СССР и побежденной Германии. К ней он возвращается не один раз. Этому посвящена поэма “Победа и поражение”. Оказалось, что после победы над злейшим врагом победители пошли на поклон к побежденным. Женки офицеров-победителей работали на огородах у побежденных, получая за свой труд марки.

Вот как это звучит в поэме.
Не мараясь –
брали “марки” –
Российские женщины, –
Как дары, –
От –
Все той же неметчины!
Не –
В – сорок первом, –
Проклятом!
Не –
В – сорок пятом, –
Победном! –
А –
В – сорок девятом –
Бедном! –
Помятом, –
Словно –
Они – сами! –
Да –
Не осудим!
Ведь брали –
И –
Сами!

И с этим нельзя не согласиться. Но когда автор представляет Ту победу как Победу-поражение вообще, с этим я согласиться не могу. Потому что, отвергая сталинщину, тоталитаризм и прочие “прелести” той эпохи, мы не имеем права забывать, что поражение в той войне было бы равнозначно концу цивилизации. Не говорю о том, что мир бы окутала коричневая мгла. Но нельзя отрицать тот факт, что в случае победы гитлеровской Германии, не было бы не только Израиля, а и нас с вами. Поэтому здесь очень важно не переборщить.

Еще одна слабость Леонида Колганова заключается в его чрезмерной, на мой взгляд, любви к разбивкам строк, к знакам препинания. Особенно это сказывается в поэмах, где нередко союзу выделяется отдельная строка, а знаков препинания наставлено столько, что они затрудняют чтение хорошо написанных текстов.

Закончить же свои заметки я хочу на том, что в лице Леонида Колганова мы имеем замечательного поэта. Это не только мое личное мнение. Очень жаль, что книги его до сих пор не востребованы читателем. Во-первых, они издаются мизерными тиражами, во-вторых, реализация их полностью возложена на самого автора, а — он не книготорговец, он — поэт. Мысль не нова, но говорить об этом надо до тех пор, пока существует проблема.

niw 15.04.03


русскоязычная
литература Израиля