|
Михаил Беркович |
||
|
“И я иду…” Откуда берутся стихи? Поставить столь, казалось бы, древний вопрос легко. Но где взять ответ? Кто возьмется обьяснить, каким путем они пришли к шестилетней девочке Шерлотте, Шеле, скитавшейся без отца и матери, со старшей сестричкой, коей и самой-то едва исполнилось десять? Обе были обречены, ибо сколько нужно удачи, везения, стечения различных обстоятельств, чтобы выжить в мире ненависти и людоедства, созданном в те годы гитлеровской Германией? У девочек расстреляли отца, мать загнали в гетто, они прятались от людей. Пришлось заменить имена, чтобы не привлекать внимание головорезов. Позднее Алла выразит надежду: может быть, внучке удастся “доносить” бабушкино имя. А пока измученный ежедневным страхом, голодом и холодом ребенок, где-то за околицей села, прижимаясь к дрожащему тельцу старшей сестренки, бормочет кем-то или чем-то надиктованное:
1942 год. Не знающий пощады ни к кому. Особенно к евреям. На устах всего мира имя кровавого палача. Его знают все от мала до велика. Вот отношение к нёму маленькой девочки
Алла Айзеншарф родилась поэтом. Может быть, в этом - источник мужества, с которым она сопротивлялась насилию, безграничной жестокости, что обрушил на нее “век-волкодав”, как назвал его Осип Мандельштам. И свершилось чудо: хрупкое, совершенно беспомощное существо сумело выстоять в адском урагане, что смел с лица Земли десятки миллионов человек. Так легко было озлобиться, утратить веру во все, в том числе и в саму жизнь. Этого не случилось. Жизнь пробилась, как травинка сквозь толщу асфальта, может быть, по той причине, что родительская доброта, заложенная в детское сознание, оказалась способной не покориться злу. А дальше происходило все то, что происходит с людьми. И учеба, и любовь, и выбор ремесла... Алла Айзеншарф стала медицинской сестрой. Потом — Литературный институт имени Горького в Москве и комсомольская путевка в Сибирь... И куда бы ни пролегали дороги (жизнь была окружена и хорошим и плохим) - никогда ее не покидала поэзия, которую она находила во всем, прежде всего, - в своем человеческом предназначении: “Чтоб где-то там, — в домишке лесниковом / Принять мальчишку-крикуна на свет”. Эти строчки взяты из второго сборника стихов поэтессы “Кочевье”. Первая книжка вышла в 1971-м, на тридцать шестом году жизни. Небольшая — три десятка с лишком страниц, — она стала, тем не менее, весомой заявкой на будущее. Только через шесть лет вышел второй сборник, на мой взгляд, самый удачный (всего у Аллы Айзеншарф семь книг). Но на том, казалось, творческая жизнь приостановилась. Во всяком случае, в Молдавии, где Алла в то время жила, у нее больше не было ни одной книги. А потом — репатриация и, как часто здесь бывает, — бурный всплеск творческой энергии. На выпуск первого сборника в Израиле она решилась тоже через шесть лет после прибытия. Скромное название “Стихи”, скромное, но изящное оформление (надо отметить: Алла Наумовна оформляет свои книги сама). Это было солидное издание — более четырехсот стихотворений. Листаю сборник — и сразу бросается в глаза, что мы имеем дело с мастером короткого стихотворения, временами сходного с японскими танка, с их утонченной мудростью, выразительностью. Вот первое попавшееся на глаза, без выбора: более четырехсот стихов. Листаю сборник - и сразу бросается в глаза, что мы имеем дело с мастером короткого стихотворения, временами сходного с японскими танка, с их утонченной иносказательной мудростью. Вот первое попавшееся на глаза, без выбора:
И еще одно привлекает внимание: Алла Айзеншарф привержена к классической форме стиха. Для самовыражения ей не нужны экзотические построения, необыкновенные рифмы. В привычные ямбы и хореи, анапесты и амфибрахии упакованы оригинальные поэтические образы, мысли, метафоры, какие ни у кого больше не встретишь. Простые слова, поставленные в таком порядке, что они оборачиваются чудом поэзии:
Или
Кажется, такая простота — никаких тебе особых образов, а стихотворение живет. Это и есть та высшая математика поэзии, по которой узнается рука мастера. Читаешь стихи, и - они завора- живают своей музыкальностью. Мне уже приходилось слышать песни на слова ашкелонской поэтессы (положено на музыку около двадцати стихотворений), но, думается, музыкальная дорога стихов Аллы Айзеншарф будет достаточно широкой: такова их поэтика, столь искусна словесная ткань... От первой строчки до последней книги — расстояние почти в шесть десятков лет. Это — жизнь, работа, бессонные ночи над словом, это формирование собственного мировоззрения, своей лирической героини, своего взгляда не только на себя, на свое место под солнцем, но и вообще — на человека. Кто он и что он в этом мире? Лирическая героиня Аллы Айзеншарф, идя по обагренной кровью земле, где отполыхали чудовищные войны, атомные пожары Хиросимы и Нагасаки, Чернобыля, где ни на минуту не прерываются побоища, старается ступать так осторожно, чтобы — не дай Бoг! — не раздавить муравья. Потому что муравей — живое существо, и нельзя (НЕЛЬЗЯ!) бездумно лишать его жизни. И молнией, рассекающей небесные хляби, представляется вопрос, отвергающий привычное миросозерцание: 'Как мы смеем, как мы не умеем /старшими на этом свете быть?" В то же время лирическая героиня Аллы Айзеншарф — не бабочка с крылышками, порхающая в неуютном мире. Она совершенно четко различает добро и зло, нередко голос ее звучит достаточно жестко: 'И я вот этими руками бью пьедесталы и кресты, / и сею в землю семена любви, таинственного зелья..." Я читаю изданные в Израиле стихи-раздумья, стихи-зарисовки. Не оставляет мысль, будто мне чего-то недодано. Я вижу довольно своеобразный взгляд. Но это всегда некий горний, неземной взгляд. Может быть поэтому поэтесса не любит кричать о своей боли, о личных бедах и крушениях, ибо для нее сама по себе жизнь — не просто счастье, но великое счастье
Оттого в стихах меньше, чем хотелось бы, лич- ного, земного... Оказывается, все то, чего мне не хватает в израильских изданиях, есть в первой и второй книгах, изданных в Молдавии. Вот, скажем, пронзительное, стихотворение “Памятью” из книги “Кочевье”. Сколько ни перечитываю — мороз по коже:
Лучшие стихи Аллы Айзеншарф поднимаются к большим высотам. Их много, таких стихов, они рассыпаны по книгам разного достоинства, и, думается, давно уже пора поэтессе издать сборник избранных стихотворений. Каждое утверждение полагается подкреплять фактом. И я теряюсь: какое же из стихотворений привести здесь в качестве одного из лучших. Может быть, “Кричит ворона с самого утра...”, или “Beсомость”, а может быть, короткое, как выстрел, стихотворение “Беда”, где всего в нескольких строчках сказано так много!
А может быть, стоит привести такое, отлитое с филигранной точностью и изяществом:
Перед нами — поэтесса яркая и самобытная, способная “Под стыдом заприметить величье, / рассмотреть под величием стыд”. Правда, попадаются в сборниках Аппы Айзеншарф ("Наедине" - вышел в мае 1999 года) и не слишком выразительные стихи, и отдельные неудачные строки. Их мапо, но они есть. Они, конечно, не могут испортить впечатление от рядом стоящих отличных стихотворений, но на впечатление от сборника, безусловно, влияют. В двух книжках Аллы Айзеншарф, изданных в Молдавии, таких недостатков нет. Видимо, это объясняется тем, что там у поэтессы были редакторы. Здесь русскоязычный поэт предоставлен самому себе. Книги он обычно издает за свой счет, а редакторский труд требует оплаты. Алла Айзеншарф — поэтесса, которую читать интересно, ее стихи волнуют, вызывают сопереживание, ибо голос ее — не голос из хора, он звучит сильно и выразительно. Недавно Алла выпустила книжку-малышку, состоящую из двадцати стихотворений, пришедших к ней в то далекое время, когда она и писать еще не умела. На обложке "Хорошо, если выстрелят в рот". / - Это, доченька, — как повезет”. |
||
|
niw 15.04.03 |
||
