Юрий Стефанов

	Юрий Стефанов (26.06.1939 – 28.06.2001)
	Юрий Николаевич Стефанов прежде всего был известен как прекрасный переводчик с французского. Он переводил Вольтера и Гельдерода, Рембо и Нерваля, Вийона и Бодлера, Кундеру, Мерля, Генона, Элиаде, Бланшо и Ионеско – этот список можно продолжать и продолжать. Благодаря ему русскому читателю были открыты имена Монфокона де Виллара, Рене Домаля, Клода Сеньоля. Но, может быть, многим он запомнился прежде всего как переводчик “Романа о Тристане и Изольде”. На самом деле, он перевел два “Романа о Тристане и Изольде”. Один из них вышел в БВЛ, другой - в томе “Литературных памятников”. Как поэта Юрия Стефанова знали меньше, хотя подборки его в 90-ых годах печатались во многих журналах, а в издательстве Елены Пахомовой было издано две книги стихотворений. Читая эти тексты, держите в сознании, когда они были написаны: в 60-ые или 70-ые здесь так не писали – Юрий Стефанов обладал неповторимым поэтическим голосом; иногда закрадывается мысль, что ему суждено было стать крупным поэтом – но понимая, что увидеть такие тексты напечатанными в СССР – невозможно, он осознанно ушел в перевод, пожертвовав ниспосланным ему даром. Представленные ниже тексты взяты из архива Бориса Константиновича Шамоты. Часть из них существует в нескольких вариантах, довольно сильно друг от друга отличающихся. Поэма “Гора губительная” публиковалась в журнале “Согласие”, № 2, 1992 – однако помещенная здесь редакция исходит из машинописи с правкой автора, и в ней есть некоторые отличия в пунктуации по сравнению с “журнальным” набором. Подготовка материала – А. Нестеров Друзьям Юрий Стефанов дарил рукописные книжечки своих стихов – выглядели они примерно так:


	(Из архива Бориса Шамоты)
	МОЛИТВА О мой святой Егорий, арий, Кому от Господа дано Хранить крестьянский бестиарий: Волков и лошадей равно. Беде, святой, не дай случиться И сохрани всего меня, Чтоб не заела плоть-волчица Души смиренного коня. Но будь и к плоти справедливым, Не дай волчице умереть, И чудом чудным, дивом дивным Пошли насущную ей снедь Декабрь 1967 года ПЛАЧ ПО ХРАМУ ПОКРОВА Б.К.Ш. Господи, дай слова! Да уподоблюсь льву Меж руин Покрова, Не того, Что на Рву – Память былых побед, – И не того, вдали От суеты сует На берегу Нерли. Эти – стоят давно, Их теперь – берегут, Их – снимают в кино, К ним – туристы бегут. Не посетить их – грех, Не похвалить – позор… Этот – скромнее тех. Этому стен узор Белым резным плющом Не оплетает; нет Этому-то еще И полтораста лет. Он – не свидетель драм, Что потрясали мир. Он – заурядный храм. Он – казённым ампир. Значит, пора в утиль: Да не мозолят взор Сей несуразный шпиль И чугунный забор! Колокола – на слом, Чтоб не смущали слух! Это ведь – просто Дом, Где обитает Дух... 2. Господи, воплоти Сиринов и сирен, Им повелев сойти С белых церковных стен Юрьева и Нерли. У руин Покрова Им рыдать повели: Да не взрастёт трава, Да не встаёт луна, Да не родится скот, Прежде, чем та стена, Портик тот, купол тот, Из земли не взойдут, В коей погребены! 3. Господи, скор Твой суд, Если в графу вины Вписан хулы на Дух Самый ужасный грех: Этот – невзрачней тех, Младше он этих двух; Не туристов – старух Толпы толпились в нем… Это – обычный храм, Это – казённый дом Бога. К чему он нам? Не удивишь им мир, Не засадишь в альбом Сей захолустный ампир Сей захудалый дом, Чей, как ребра коров, Еле живых к весне, Ряд облезлых колон… Место сие вполне Сносно под сад, под склад, Годно под клуб, под суд, Ну, наконец, под ряд Просто каменных груд… Тьма применений есть, Стоит лишь захотеть, Чтобы и духу здесь Не было Духа впредь. 4. Плачьте, сирины, вниз Глядя с алых рябин: Мимо да ни один С воском в ушах Улисс Не проплывёт, ища Памятники побед И резного плюща! Ибо на свете нет Памятников таких, Как этих груд ряд, Сад этот, клуб, склад! Я не возьму за них Наиславнейших стен, Наидревнейших плит: Склад сей – теперь священ, Клуб сей – ангелов щит. Где ни склонишь главу, – слышишь Духа слова… – 5 – Да уподоблюсь льву У руин Покрова! 1964 – 1965 гг. Четыре отрывка из поэмы “СОШЕСТВИЕ ВО АД” (Поэма существует в нескольких редакциях, мы даем здесь более полную, сделанную на основе одной из рукописей Ю. Стефанова – сравните с приведенным ниже текстом рукописной книги, изготовленной самим автором– там поэма несколько короче) Б.К.Ш. 1. За водку и сало, От жути немея, Отчизна плясала, Как Саломея, В сраме и блуде Совесть поправ: Тыща на блюде Срубленных глав. Равно кровавы: Главы церквей, Книжные главы, Главы людей. Головы эти Видите, люди? Тысячелетье Славы на блюде. Тысячеглаво Чудное чудо: Лик Святослава – Красное блюдо, Лик Феофана – Блюдо громов, Блюдо тумана – Инок Рублев. Грозны и дики, Смотрят угрюмо Никона лики и Аввакума С плахи стола, С окровавленных блюд… Колокола По загубленным бьют, Смертного часа Колокола: Ироду Спаса Русь продала. 2. Пытки и сечи – Время Саргона; Из человечьей Кожи попона, Содранной кожей Обит кабинет: Как ты похожа На этот рассвет! Сечи и пытки – Время Батыя. Стонут кибитки, Церкви святые С содранной кожей – Праздник зверью: Как ты похожа На эту зарю! 3. Я слышать не в силах Такие слова: Россия, Россия, Россия мертва, Мертвы ее хаты, Дороги, луга, Рассветы, закаты, Гармошки, стога, Мертвы ее кручи, Лощины мертвы, Мертвы ее тучи Среди синевы, Мертвы ее грады, Деревья, трава, И недруги рады: Россия мертва! 4. О Господи Боже, Молитву услышь, Я знаю – Ты тоже Со мною скорбишь, И мне одному Ты укажешь пути В подземную тьму За Россию сойти. По скользким ступеням Я тихо сойду К России в геене, К России в аду. Приближусь несмело, Скажу, чуть дыша: Тебе мое тело, И кровь, и душа. Склонюсь к изголовью: И слезы, и гной Моею ты кровью, Россия, омой, И на половины Мне плоть раздери И словно холстиной, Лицо оботри. И в славе, и в силе Иди на звезду: Я вместо России Останусь в аду. 1963. Из книги «ПОЛУДНИЦА» 1973 год ВВЕДЕНЬЕ - ПРЕДВИДЕНЬЕ ... О как толсты иллюзий шкуры, Как взгляд их нежный нагл и прям, Навряд ли лопнут эти дуры Подобно мыльным пузырям. Начнут с автографов – кумиры Ведь так доступны – а потом, Войдя во вкус, на сувениры Поделят жизнь, растащат дом По щепочке, и без пощады Порвут, сердца остервеня, Когтями в клочья, как менады, Мои иллюзии меня. ДУША Я только след ее привала: Зола да оттиски копыт. Она давно откочевала Туда, где звездами кипит Котел, висящий на треноге Законов Ньютона, чей пар Вдыхают вместе с нею боги И млечных вихрей пьют отвар… Некрополис,7-8 июня. *** Nox et solitudo рlenae sunt diabolo Латинское присловье, не лишенное конкретного смысла. Являлся, проходя сквозь стену, Ко мне, лежащему пластом. Сулил неслыханную цену, Юлил, хитрил, вилял хвостом. И, в предвкушенье снеди сладкой, Голодным псом на ветчину Косился на меня украдкой, Глотая мутную слюну. Вконец визитами своими Измучил, не давал уснуть. Ни крест, ни пост, ни Божье имя* Не помогали мне ничуть В сражении с исчадьем мрака, И, напрочь выбившись из сил, В зев ненасытный: жри, собака! – Швырнул я то, что он просил. Некрополис, 7-8 июня 1973 * к сожалению, в доме не было чеснока – лучшего средства от происков Князя Тьмы. *** Тела хрупкая реторта Опустела навсегда, Но зато полна у черта На плите сковорода. Суетится возле печки Инфернальный гастроном: То посолит, то приперчит, То польет сухим вином, То проткнет для пробы вилкой, То в сторонку отойдет И с довольною ухмылкой Руку об руку потрет… Только я б на месте черта. С содержимым заодно, Прихватил бы и реторту: Было б в чем держать вино… Некрополис, 8 июня. DAEMON MERIDIANUS Дух бредет жнецом во ржи Бредит, согнанный Полудницей, Лютым ангелом с межи, Где вода в кувшине студится, И в корзине хлеб лежит. И напрасно взоры к небу Поднимает жнец в беде: Не упасть оттуда хлебу, Не пролиться вниз воде. Не поднять с земли куска, Не хлебнуть с небес глотка, Ложь – земля, и небо – ложь: Мир с Полудницею схож. Некрополис, ночь на 10 августа. *** О постыдная клетка постылой свободы! Даже ночью нельзя из нее отлучиться: Снятся мертвые рыбы да мутные воды, Снятся сладкие хлебы да странные птицы. Стая мертвая, мертвые рты раззевая, Сладкой снедью питается в мутной водице, А над нею нависшая стая живая Мертвым мясом ее норовит поживиться. 29 октября. ЛЬВИНЫЙ РОВ Лев крылатый и лев бескрылый Перегрызлись внутри меня. Не подступишься к ним ни силой, Ни добром: такая грызня. Знать, напрасно Серы и Ртути Именами кичились львы: Так грызутся свиньи в закуте У корыта сытной жратвы. Дух, бескрылый кабан, не чище Ты крылатой свиньи, души. Коль грызетесь так из-за пищи, Значит оба вы хороши. Жаль, что стены закуты крепки, Что корыта не расколоть, А не то уж давно бы в щепки Разнесли вы разум и плоть. Львы грызутся, а тот, чье имя И под пыткой не назову, Безмятежно стоит меж ними Даниилом во львином рву. Мещерское, 2-3 сентября СТИХИ О СОВЕ, ЧТО НОЧУЕТ В МОЕЙ ГОЛОВЕ “Древлие веждости образ даяху зрящу в нощи сову писааху” Симеон Полоцкий По ночам, когда не спится, Все нейдет из головы, Все мерещится мне птица Наподобие совы. Дивным зрением совиным, Взятым до утра взаймы, Я блуждаю по теснинам, По змеиным кольцам тьмы. Трех миров они пронзили Триединый окоем, Но увидеть их не в силе Те, кто зрячи только днем. В них нельзя не заблудиться. Но страшнее наяву Прямиком идти без птицы, Что похожа на сову. Очарованный совиной Сутью, чуткий дух не зря Птицу вещую Афины Выбрал как поводыря. Жаль, что близится заря. Некрополис – Мещерское, Ииюнь – 19-20 августа. ------------------------------------------------------------------------ ”пронизывающий все сущее” – постоянный эпитет, прилагавшийся гностиками к мировому Змею. СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК* Твои, фантаст, слова не лживы, Но яблоки светил червивы: Изгрызши мякоть их пород, На Солнце и Луне живет Бесчисленный, как зерна мака, Народ, пером де Бержерака Описанный. Не все ль равно, Откуда хитрый Сирано Проведать мог о том народе, Несуществующем в природе, Измысленной трудом мужей, Которым жить всего хужей В реальном и конкретном мире, Где дважды два порой четыре Дает, но может также дать И шесть, и семь, и двадцать пять. Быть может, он духовным зреньем Блуждал по энным измереньям, Не в яви, но и не во сне Сидел в таверне на Луне И сочинял свои памфлеты В косых лучах родной планеты... А может статься, что на миг Он чудом в суть вещей проник. Другой бы онемел от жути, Хлебнув хоть каплю этой сути, А Бержераку хоть бы хны: Сел про империи Луны Писать он книгу тем же мигом, Что не чета обычным книгам... Иль может быть, в счастливый час Гулял он лугом как-то раз, А там Потерянное Слово* В траве лежало, как подкова, И непонятно почему Попалось именно ему. Как знать, как знать... Некрополис, 16 июня - имеется ввиду Рэй Брэдбери - масонский, к сожалению, мало кому понятный термин. АВТОПОРТРЕТ* Уроборос, Пожирающий собственный хвост Среди борозд, Усеянных всходами звезд. Вожделенье – лишь повод Насыщеньем пьянеть. Чем неистовей голод, Тем обильнее снедь. Жуткой сути змеиной Неведом ни рост, ни ущерб: Всеединый, И жнец ты, и колос, и серп; Камень жертвенный бурый, Жрец, и жертва, и нож: И нутром ты, и шкурой На поэта похож. Мещерское, 22-23 августа.* * гностическое наименование Мирового Змея БЕССОНИЦА АНГЕЛОВ Подобно евнуху иль женщине, Перебираю халцедоны – Мир звезд, в мильоны раз уменьшенный, Но столь же дивный и бездонный. Так ангелы, томясь бессонницей, Вращают звезды и планеты, И то, что кажется нам солнцами, В их пальцах – словно самоцветы. 4 октября 1973 г. * Заперт. На все запрет. Запил бы – Денег нет. Зимний Суров устав. Схимник, Устал? Устал, Уст Разлепить невмочь, Пуст Дом. Зима и ночь. 12 декабря 1973 г. * Коль недуг неизлечимый, То теперь не все ль равно, Что считать его причиной: Звезды, страсти иль вино? Ни к чему теперь в аптеки Бегать вовсе ник чему Поднимать при человеке Полумертвом кутерьму. Ни вино, ни суесловье Эскулапов, ни стада Милых дев ему здоровья Не воротят никогда. Девок – вон, долой бутылки, Посылайте за попом: Укололся он, как Рильке, Насмерть розовым шипом. Декабрь 1973 г., Некрополис. ДОРОГА В РАЙ Узок мост, и тесны врата, И клыки торчат изо рта У привратника, и слюна На клыках звериных видна... 24декабря 1973 г. *** Целый год, подобно Тристану, Я кричу и держусь за рану: Наконечник засел в кости, Никому меня не спасти. 31 декабря 1973 г. СТИХИ И ПОЭМЫ 80-ых – 90-ых ГОДОВ ПЛАТОНОВСКОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПО33ИИ Во сне или в бреду – Блажен и бред, и сон – Те строки, что в виду Имел мудрец Платон, Приходят. Во хмелю Нейдут из головы' И гонят – улю-лю! Через поля и рвы Не брезгуют глупцом Во время катастроф: Да будет он живцом Для ловли хищных слов, Да будет хлевом он, Засадой для волков, Да будет древом он, Достигшем облаков. Ударит гром вверху, Прогнивший свод сразит, И всю его труху В огонь преобразит. 19.Х.84 ПРОЩАНИЕ СО ЗМЕЯМИ В той кромешной гадючьей яме, В том поганом змеином рву, И во сне я торчал ночами, И средь бела дня, наяву. И ночами, во сне, страшнее Было, чем среди бела дня. Заползали мне в душу змеи, Целовали в губы меня. Разевали пасти, плевали В безоружную душу мою, Угрожали и обольщали: Превращайся-ка ты в змею. Что за прок тебе в человечьей Непосильной сути твоей? О, куда похвальней и легче Подземельная участь змей! Впрочем, было бы довольно странен Опрометчивый твой отказ – Ведь давно уж ты опоганен Пребыванием среди нас. Мы не трудимся, согревая Кровью сердца свои тела: Оживает плоть роговая От ворованного тепла. А когда Скорпион озлится, Мир подергивая ледком, Знал бы ты, как нам сладко сбиться В неразъёмный содомский ком! Под корягами коченея, Без дыхания, без любви, Мерзлой грудой празднуют змеи Убыль жара в земной крови. Холод – брат наш. Что ждать от брата, Коль сестра нам – Баба-Яга? Мы, премудрые, ждем возврата Солнца, исконного врага. Добрый враг не лупит лежащих, Не пускает пленных в расход. Нас самих согревает в чащах, Наш высиживает приплод. Да, устроились мы что надо. Не завидуешь? Нет? Дурак. Ведь твое человечье стадо Поступает именно так Жар гребет чужими руками Напрямик и исподтишка... Глупо быть, друзья, дураками, Лучше уж валять дурака! Недостатки? На белом свете Их полно, не только у нас. Говоришь, что гадючьи дети Из матернего чрева лаз Прогрызают, чтоб поскорее Испытать на деле свой яд? Что поделать – на то и змеи Посмотри на своих змеят Но зато – не надо усами Шевелить из-за пустяка. Мыши в глотку прыгают сами Как галушки в рот Пацюка. Кстати, Гоголь ошибся, крысой Второпях его обозвав: Этот маг, этот пентюх лысый Был, конечно, тайный удав. Стань удавом – и будешь правым. Стань гадюкой – и каждый гад, Что тебе приходятся завом, Удружить тебе будет рад. Ключ к минздравам. Доступ к отравам. Куча премий, Груда наград. Не пойдёт? Прибегнем к растленной Софистической болтовне. Вот послушай: во всей вселенной Мы одни стоим наравне С человеком, в сознанье гордом. Что лишь нам судьбою самой Суждено с вашим подлым родом Обозначать угол прямой. Испокон веков и доныне Мы, владычицы нор и гор, Вертикальной вашей гордыне – Ядовитый колкий укор. Нам легко обратить в потеху Вашу мнимую правоту Вы пятой нас давите сверху Мы вас снизу жалим в пяту Вами попрано лоно Геи, Но его освятили мы, Всеблагие мудрые змеи, Повитухи и чада тьмы. Сам подумай: разве легко нам, С нашей матерью заодно Уследить за всем воплощённым, Скользким, как мировое дно? Раньше нас молоком поили – Знать, за вредность. Но и сейчас, Без пайка, мы осталась в силе, И ее не отнять у нас. Ну, решайся же. Толку мало Во вселенной столбом торчать: Много их до тебя бывало, Но поверь, у каждого фалла На узле – паденья печать. Перестань же тянуть резину: Выбрав правый змеиный путь, Обратись в нору и в низину, И вообще, поскромнее будь. Я в ответ: Потише, гадюки! Набрались у меня ума. Распустили руки, паскуды, Заползли не в своя дела, И премудры-то, и бездонны Вы, ошмётки небытия! Но не матери вы, не жёны И не лоны, а тень моя. Ваша ненависть к вертикали Скрыта в штуке весьма простой: Пустоту наполнишь едва ли, Хоть всю вечность столбом простой. Вы не только дыры, вы дуры. Вы провалы, а не мосты. Вы мои слинявшие шкуры, Черновые мои листы. Всё заемное: норы, горы, Бездны бездн, основы основ... Вы эмпузы, вы эгрегоры Из моих нехороших снов, Не святой утробой земною, Той, которую так люблю, - Рождены вы все были мною, Не от скуки, так во хмелю. Хмель развеян, и не до скуки, Новый труд меня ждет с утра. Ну, мое почтенье, гадюки! Будьте счастливы. Мне пора. Обхватив руками колени, Низко головы наклоня, Попытайтесь, хладные тени, Хоть часок прожить без огня. 29. XI. 84 АСПАРУХ Казан луны клокочет, раскален, Идет на запад тридевять племен. Конь за конем, за пастухом пастух, То шагом, то рысцой, то во весь дух. И среди них орда моей жены К Дунаю погоняет табуны, И среди них отцов моих орда Вытаптывает чьи-то города. Стрекочет бубен, плачется курай, Шаман пророчит, хану снится край, Где среди гор не топтана трава, Где до сих пор Орфея голова По стрежню Гебра мчится наугад Под ведьмовское уханье менад Идут болгары с волжских берегов В Болгарию поэтов и богов. Идут болгары - им вещает дух, Им обещает царство Аспарух, То самое, с чьих пламенных высот Наш род свое начатие берет. 28 авг. 1987 ГОРА ГУБИТЕЛЬНАЯ " Вот, Я – на тебя, гора губительная, разоряющая всю землю...". еремия, 51, 25. 1. Семь небес протыкала – и взмывала туда, Где горит вполнакала осевая звезда. Содрогалась порода, оседая под ней До земного испода, до вселенских корней, А она беспардонно пёрла ввысь напролом Посередь Вавилона семичленным стеблом, Громоздила упрямо этажи-миражи Небывалого срама и несусветной лжи, Из евфратского ила, с тяготеньем вразрез, Семь чудес возносила, семь саманных небес, Семь этапов, семь стадий, семь вершин, семь основ, Семь песочных оладий, семь коровьих блинов, Семью семь переделок, уточняющих план, Капитальных побелок и кровавых румян... 2. Как пышна и убога, как проста и хитра Башня нашего бога, нашей веры Гора! Вся в излишествах вялых, вся в долгу как в шелку, Вся в скачках и провалах, но всегда начеку, Вся в библейских цитатах, не раскрытых вполне, Вся в лакейских заплатах на мужицком рядне, Вся в ворованных плитах, позолоте чужой, Словесах ядовитых, мыслях, тронутых ржой, В хитроумных изгибах генеральной стези, Беломраморных глыбах, утонувших в грязи, В мотыльках толстомясых на искусственном льду, Наливных ананасах в заполярном саду, Гидрах, в ступе толчёных (не мартышкин ли труд?) Списках разоблачённых кровожадных иуд, Вся в бирюльках, баклушах и кривых зеркалах, Замордованных душах и казнённых телах, В пастухах и свинарках, ветеранах войны И тех самых припарках, что лишь мёртвым нужны, И в незримых снаружи костяках бедолаг, В кладку втиснутых туже, чем в испанский башмак, И в колоннах, колоннах – боевых, трудовых, Навсегда обречённых подпирать этот штрих, Этот росчерк пунктирный, что у всех на виду, Павильончик ампирный в ренессансном саду, На который без жути и взглянуть не могли Забубённые люди закордонной земли, А она, эта вышка, эта Башня чудес, Эта важная шишка, переросшая лес, Всё росла, раздувалась назло ихним богам Как напруженный фаллос, бронебойный лингам, И коптила, коптила небосвод голубой Полной шашек тротила Ерихонской трубой... 3. О душа моя, зорче на неё посмотри: Сколько гнили и порчи, сколько дряни внутри Этой дряхлой цевницы из берцовой кости, Что сипит и гноится, как в неё ни свисти! Дунь в неё посильнее, подними тарарам – Вдруг сия ахинея расползётся по швам И посыплются свыше, из прорех синевы Оголтелые мыши, пустотелые львы, Волки в нерпичьих шапках и овечьем руне, Совы с папками в лапках, кобры в скромных пенсне, Вещуны и вещуньи в оперенье цветном, Белоснежные луни с неподтёртым гузном, Лисы в норковых шубках, крысы в модных штанах, Гидры в импортных ступках и ослы в орденах И ещё – погугаи, целый хор какаду: Как гремел он, слегая под родную дуду Гимны крепким засовам, оды грозным делам, Не за страх, а за совесть славя этот бедлам, Поднебесный зверинец, скотский хутор средь звёзд, Где уютно зарылись в благодатный компост, В дармовую начинку золотые жуки, – Пусть же небо с овчинку, вещунам вопреки, Им покажется нынче, когда волей судеб Потрясён и развинчен их всевышний вертеп, Когда стонут засовы, когда слухи кишат И сторонятся совы оголтелых мышат! 4. Дунь – и фата-морганы с глаз спадёт пелена И на дне котлована ты очнёшься от сна, От мороки вчерашней, от дурманных паров: Да ведь не было Башни – был загаженным Ров! 5. ... Вспомним триптих из Прадо (все три мира на нём!), Где ныряют наяды в голубой водоём, Где ликорны, грифоны, свившись в пламенней жгут, Хоровод исступлённый вкруг бассейна ведут, Где Венериной свиты свет на землю пролит: Маргариты, Лолиты (не забыть Аэлит!) – Все слились в круговерти средь зелёных куртин; Нет на свете, поверьте, совершенней картин. Но, чреватый расплатой за вселенский содом, Справа – мрак лиловатый, пруд, подёрнутый льдом, Ствол, сухой и дуплистый, полость лжи и греха, Кол без почек и листьев, скорлупа, шелуха, Там, личины отбросив, заголясь без стыда, Вьётся рой кровососов, вурдалаков орда. Ах, зазря им поэты расточали хвалы: То буддийские перты, животы что котлы. Голод их бесконечен, как ни рви на куски Человечью ли печень или печень трески, Байронических бредней им не нужен покров, Срамотою последней осиян этот ров, Что ни шире, ни уже, говорят знатоки, Символической лужи у Евфрата-реки, Сатанинской лоханки (о, бездонный бочаг!), Где хохочут вакханки у горилл на плечах: Ров на сломе Христова храма – срам, а не слом, Вместо Крова для Слова – даже не водоём – Baisodrome (я с "купальней" термин пакостный сей Срифмовал бы, да жаль мне ваших, дамы, ушей), Мыльня (что там твой Кранах, что там ваш Бальдунг Грин!), В чьих фаллических кранах, липких как стеарин, Сиплый посвист тот самый, скрежет, бульканье, вой, Словно стонут над ямой флейты из гробовой, Из загробной, бредовой, подземельной страны, В череп с жижей лиловой добавляя слюны... 6. ... Там ныряет прохожий в капитальный подвал С беломраморной кожей, что с Собора содрал Трудового кагала неподкупный нарком, Тот, чьё имя сияло над подземным мирком, (Говорят, он доселе, как бессмертный Кощей, В персональной постели скорчась горсткой мощей, Сквозь прикрытые веки видит сладкие сны Про айдесские реки, валуны, плывуны, Чуть ли не про Харона...) – впрочем, что мне до них? Я о рве Вавилона продолжаю мой стих, Рве, что рядом с палатой у Кропоткинских врат, Где Полковник брадатый (и на кой он там ляд?), Диалектик натуры, коммерсант-доброхот, У которого куры не клевали банкнот, В позе Наполеона, осенённый крылом Неизменной вороны над чугунным челом, Смотрит, воин бесстрашный, в ту лазурную высь, Где должна была Башня до небес вознестись, Разметав без усилий прах престольной Москвы... 7. Башни не было : были бесконечные рвы. 8. Были куцые курсы и саженный размах И турусы, турусы скрежетали впотьмах, На ходу обрастая всем, что в пасть попадёт, Будь то пешка простая или целый народ. Были ночки-звоночки и в перинах штыки, Торфяные горшочки и в желе языки И в котле каннибала из младенцев шурпа, Одного не бывало – огневого столпа! Ни этапов, ни стадий, ни основ, ни вершин, Ни блинов, ни оладий – только морок один, Да крючки, закорючки, цифры планов и смет, Кафкианские штучки и замятинский бред И душок каземата, что средь миртов и роз Кампанелла когда-то аж до солнца вознес... 9. Дунь, душа, поскорее: ведь ещё над тобой Колдовской лотереи тяготеет разбор. Нынче – лысина в лаврах, завтра – с лаврами в суп, Нынче – тешишься травлей, завтра – волчий тулуп Враз напялят: к оврагу на карачках бе-гом! Не успеешь и шагу сделать, серым врагом Став по воле закона, что еще до сих пор Среди чад Вавилона свой вершит приговор... 10. Плюнь, душа моя, прямо в душу храма беды, В хайло страха и срама, в сердцевину дуды, Что ещё истекает ядовитой слюной И в уста нам втыкает свой огрызок срамной! 11. ... А вдруг и вправду все эти высоты, Весь пир горой над каторжное норой, Все эти соты, где кишат сексоты, Весь этот род крысиный, этот рой Осиный, этот рот, забитый страхом И прахом, этот ров, что полон лжи И крови, эти очереди к плахам И все эти уму непостижи- -мые раденья с самооскопленьем Под бодрый клекот лиры и трубы Покажутся грядущим поколеньям Пустой помаркой на доске судьбы, Не самою болезненной из ссадин, Набитой нашим лучшим из миров, – Им не понять, как грозен и громаден, Как грязен был и смраден этот ров, Где высились кротовьи зиккураты От преисподней до седьмых небес И в дни зарплаты, демоны крылаты За роем рой слетались в райсобес. Москва, июль 1988 – ноябрь 1990. ******* Днем, душа, молчи, Немотой томись. В лоне снов, в ночи, Вздрогни, пробудись. Празден мой совет: Знаешь ты сама, Как бесплоден свет, Чем чревата тьма. Там невпроворот Лиц, зарниц и птиц. Вечно там цветет Мак среди гробниц. Мировая хлябь, Млечный небосклон: Грабь тебя, не грабь, Невелик урон. 19.10.85









niw 25.01.2010

Nox et solitudo рlenae sunt diabolo

Некрополис, 7-8 июня 1973