Манифест флексиситов


Флексисты убеждены в существовании абсолютного и безусловного смысла форм. Бесконечное число возможных форм соответствует бесконечному числу возможных смыслов. Любой процесс возникновения формы - будь то рост коралла, появление морозных узоров на стекле или росчерк пера - есть реализация некоторого смысла, откровение смысла о самом себе. Не играет никакой роли способ воплощения той или иной формы - является ли она порождением неорганической или живой природы, произвел ее на свет строительный инстинкт насекомого или вдохновение художника - любая форма есть живая манифестация смысла.
Будучи освобожденными от груза предметных ассоциаций, формы обнаруживают способность вступать друг с другом во всевозможные взаимоотношения. Эти взаимоотношения, так же, как и сами формы, имеют прямые соответствия в мире идей.
Из вышесказанного с необходимостью вытекает возможность языка отвлеченных форм. способного оперировать любыми смыслами и идеями, мыслями и чувствами. Такой язык мы называем словом "ФЛЕКС". Так же мы называем построенную на его основе графику.
Особость базового языка обуславливает место флекс-графики среди иных искусств и - одновременно - ее отличие от них. Из напрашивающихся аналогий самая верная - музыка, наиболее ложная - абстрактная живопись. Флекс не имеет никакого отношения ни к абстрактной, ни к "реалистической" живописи. Последняя надстраивает смысл над реальностью, первая конструирует собственные пространства, сугубо художественные, сугубо человеческие. Флекс же имеет дело с реальностью до-пространственной, до-человеческой. Не конструирование смыслов, а их отыскание, не самовыражение само по себе, но обнаружение своей причастности миру и вечности - таков путь флексиста.
Осознание сакральности творчества заставляет по-иному относиться к категории эстетического. Флекс не предназначен для непосредственной эстетической реакции - хотя и не исключает ее. Внешняя красивость работы может быть приятным побочным результатом флекс-творчества, но не главной его целью. Внутренняя смысловая красота, красота игры смыслов является главной ценностью во флексе и оправданием его как графической школы. Первичная эстетическая реакция может быть только помехой для восприятия красоты этой игры. Эстетика всегда расставляет акценты и потому неизбежно идеологична. Воспринимая формы эстетически, человек попадает в зависимость от принципов восприятия и оценок той или иной самодовлеющей эстетики, насильно означивающей формы и сплавляющей условное и безусловное в одно неразложимое целое. Лишь методично вынося эстетическое за скобки, наблюдая формы беспристрастно и бесстрастно, возможно воспринять их непосредственный, безусловный смысл, очищенный от случайных наслоений оценочного, и вступить с ними в равноправный диалог, точнее - в игру.
Избегая предварительной эстетической оценки, относясь с доверием к форме флексист, рисуя и воспринимая флекс, равно как и любые другие формы внешнего мира, с восторгом и восхищением наблюдает за игрой, возникающей между смыслами, воплощенными в нем самом и смыслами, представленными в графических формах. Иначе говоря, смысл флекса как эстетической деятельности можно сформулировать как отказ от воспроизводства наученной эмоциональной реакции и вслушивание в голос самого наблюдаемого предмета - в нашем случае в голос формы.
Флексист верит, что любая вещь в мире обладает собственным смыслом, не зависящим от человеческой оценки, и считает его столь же ценным, как собственное существование. Такое доверие к миру, как к божественному творению, готовность утверждать мир как божественное творение является главным творческим принципом флексиста.
Именно этого доверия совершенно недостает современному искусству.
Именно это доверие Флекс несет в мир.