|
|
|
Посвящается
Юлию Анатольевичу Халфину и всем
учителям 9-й английской спецшколы г.
Москвы |
|
День
учителя Дорогой
Учитель, Начну
«от печки», как говаривала незабвенная
Клавдия Борисовна, учительница физики
старших классов 9-й спецшколы г. Москвы
с «углубленным изучением английского
языка». Все мы – ученики на этом свете.
Еще свернувшись калачиком в
материнской утробе, мы учимся
различать доносящиеся неведомо откуда
звуки и голоса, а вынырнув на свет Божий,
начинаем земные университеты. Запахи,
звуки, цвета входят стремительно в
крохотное пульсирующее сознание и
остаются там навсегда. Начинаю
вспоминать… Мне
шесть месяцев от роду. Столько же
осталось ходить по земле Сталину. Одно
из первых воспоминаний – ужас, когда
вместо родного вкусного тепла ощутил
во рту соленую соску. Это подвыпившая
на ноябрьские праздники родня решила
подшутить. Ответил как скунс, обдав
обидчиков недетской струей из
единственного имеющегося под рукой
оружия. Другая
картина – мне уже четыре года. Сижу на
корточках, по-хозяйски, на даче, посреди
«секретной» земляничной поляны,
собираю в ладошку переспелые ягоды,
нюхаю и пробую их на вкус – наслаждение
и восторг! Как мало нам, в сущности,
нужно для полного совершенного счастья! Тут
же рядом, в складках цепкой детской
памяти – нежный столбняк при виде
потягивающейся со сна кудрявой нимфы в
детском садике имени большевистской
газеты «Правда». Первое прикосновение
к тайне, которую потом пытался
разгадать всю жизнь. Первые
уроки жизни. Картины
детства отступают. На дворе – 60-е годы.
Вся страна – один большой школьный
класс. Нас учат всему – патриотизму,
бдительности, любви к Родине, ненависти
к врагам, братскому интернационализму.
Сквозь водяные линзы крошечных КВНов
нас учат чему-то важному красивые
дикторы всесоюзного телевидения.
«Шершавым языком плаката» нас учит
торжествующая Партия, опомнившаяся
после краткой хрущевской оттепели.
Учит – конечно, на отрицательном опыте
– даже «исторически обреченный»
Американский Империализм, показавший
всем свое трусливое нутро во время
Карибского кризиса у берегов Свободной
Кубы. В воздухе стоит гул непонятных
слов – культ личности, космополитизм,
совнархозы. Иногда жизнь подбрасывает
еще менее понятные (но очень вкусные)
слова, вроде «пепси-колы», пришедшие,
как ни странно, от классового врага. Постепенно,
стараниями школьных учителей, журналов
«Наука и жизнь», «Техника-молодежи» и
набирающего силу ТВ физическая картина
мира приобретала все более понятные
очертания. Материализм, Дарвин, Ньютон
и незначительные персонажи вроде
«Бойля-Мариотта» (не путать с известной
гостиничной сетью!) разъясняли нам мир,
построенный из атомов и молекул. Им
усердно помогала неутомимая Клавдия
Борисовна со своими «живыми опытами».
Над этой безмятежной, сугубо
материалистической картиной
мироздания, парили в небе два главных
учителя – добрые дедушки Маркс и Ленин
– которые и
сами все давно поняли, и нам доступно
разъяснили в 100 томах «своих партийных
книжек». С
нежностью вспоминаю наших учителей
естественных, как их называли, наук («Эх,
Рунов, Рунов! Хорошая голова – да дурню
досталась» - жесткий, но честный
диагноз Валентины Ивановны – нашей «химули»).
До создания персональных компьютеров и
интернета было еще очень далеко, и наши
отношения с учителями, со школьными
науками, да и с самой Природой,
складывались просто, по-родственному.
Мы радостно копались в школьном саду,
препарировали лягушек и смущенно-победно
переглядывались при обсуждении
вопросов «размножения млекопитающих»
на уроках биологии. Сложнее
обстояло дело с социальной картиной
мира. Наше быстрое взросление совпало с
затуханием «оттепели», но образы Ивана
Денисыча, Мастера и Маргариты уже
вырвались из рукописей на свободу.
Наивно подражая декабристам, мы
полуконспиративно собирались по
вечерам у «зеленой лампы» вместе с
восторженным Юрием Маркычем, нашим
учителем истории, и проживали
булгаковский роман вместе с его
героями. Но чего-то все-таки не хватало… И
тут явились Вы! С прической и манерами
своего тезки – римского императора (фото
мраморного бюста из учебника истории
не оставляло на этот счет сомнений) Вы
вздыбили спецшколу № 9 и нарушили
плавный ход учебного процесса. Любовь и
обожание Ваших учениц и учеников
соперничало только со смущением –
часто открытым недоброжелательством –
Ваших коллег по цеху. Созданный Вами на
голом энтузиазме Школьный Поэтический
Театр или Ше-Пэ-Тэ;
что могло звучать заманчивее для наших
загадочных, как на подбор,
восьмиклассниц, опьяненных стихами
Ахматовой, Блока и Мандельштама?
Строгость в одежде («черный низ, белый
верх» - неизменный школьный дресс-код
тех лет) и восхитительная свобода и
раскованность мысли и чувств – разве
можно было не влюбиться в таких
одноклассниц? Вся
эта школьно-поэтическая тусовка - говоря
современным языком – проходила,
впрочем, мимо меня. Вечерами я дымил
канифолью и замирал при хриплых звуках
из самодельного радиоприемника.
Одновременно страстно влюблялся,
совершая большие и мелкие глупости,
учился в вечерней физматшколе,
занимался спортом, ходил в турпоходы…
и взахлеб читал книги. Моими первыми
книжными учителями были Майн Рид (у
кого в шкафу не стоял оранжевый
шеститомник?), Фенимор Купер, Александр
Куприн и Александр Грин. Их сменили
русские классики, покорявшие историями
«героев нашего времени» и «лишних
людей». Помню, как по дороге из школы,
при выходе из метро, долго простаивал с
книжкой в руках в вестибюле станции
«Спортивная» - не в силах оторваться от
героев Достоевского. Сочувствие к ним
переполняло меня. Меня не занимал
вопрос «кто виноват?» - пытался понять
«что делать?». Под перестук колес
московского метро в меня входил
трагически–фантасмагорический мир
русской истории и литературы,
незаметно срастаясь с вполне реальной
жизнью московского подростка эпохи
заката социализма. И
Вы, Учитель, на своих уроках со страстью
проповедника толкали нас на поиски
Истины. Вы врывались в класс в модном (а-ля
Хэмингуэй) свитере; на стол летел
классный журнал и из него, казалось, на
лету вылетали единицы и двойки,
которыми Вы щедро одаривали лоботрясов.
Журнал падал на стол и тот превращался
вдруг из привычного школьного атрибута
в центр необычного анатомического
театра, в котором Вы препарировали
русскую литературу. Вы расшифровывали
и открывали нам красоту звуков и рифм,
разбирали «по косточкам» поступки
литературных героев, которые! – вместо
того чтобы умереть под действием этой
анатомической процедуры, напротив,
обретали плоть и начинали говорить
живыми голосами. И неожиданно русская
литература, задыхающаяся под гнетом
унылых и казенных «методик», вдруг
начинала звучать современно,
провидчески. На
этих уроках – помимо знаний – в нас
росло ощущение внутренней
раскованности, основанное на первых
опытах свободного творчества. Своими
рассказами, личным примером, Вы
показывали, как можно быть свободным в
несвободном обществе. Понимая, что
свободу нельзя подарить – что вновь
вскоре трагически подтвердилось – Вы
выращивали ее в каждом из нас. Окрыленные,
мы вылетели из школы далекой весной 1969
года. Мы понимали, что до настоящей
свободы еще далеко, но в нас уже жило ее
предчувствие (как часто оно
оказывается выше и значительнее
реальности!). Развитый на уроках
литературы инстинкт творчества помог
многим Вашим ученикам талантливо
раскрыться во многих областях
человеческой деятельности в разных
странах мира. Кто оказался на любимой
Вами сцене, кто – на церковной кафедре,
а кто – в научном центре в эмиграции.
Важно, что все мы выросли свободными
людьми. Все
это я стал понимать значительно позже,
а тогда, что-то важное прорастало в
наших душах. И когда много лет спустя
дал трещину построенный мной дом, те
давние уроки помогли мне выстоять.
Сегодня мой дом разросся, в нем
появились анфилады новых знаний и
верований, пристройки увлечений,
башенки страстей. И мне удобно жить в
нем, в согласии с миром и собой. Понял я
и то, что в бесконечной веренице
превращений в этом «лучшем из миров»
все мы одновременно являемся учителем
и учениками. Эти два с виду
противоположных свойства являются
производными одного душевного порыва -
понять и выполнить свое земное
предназначение. Вновь я убедился в этом,
когда, встретив Вас много лет спустя,
увидел в Ваших глаза тот же интерес к
жизни и стремление учиться новому,
радоваться за успехи Ваших учеников и
переживать за их промахи. Вы
ничуть не изменились за прошедшие
полвека, дорогой Юлий Анатольевич! Ave Professor! С
Днем Учителя! ИБР Август
niw 10.09.2013 |
|
|
