«Проспись, Ромео!» - Андрей натянул на голову жиденькое байковое одеяло, отвернулся и демонстративно захрапел; oн сам только под утро вернулся с романтического свидания и ему явно было не до меня. Промокший до нитки, охрипший от плохой водки и болтовни, я маялся в дверном проеме и пытался что-то бессвязно рассказывать, сбивался на стихи и тут же многозначительно замолкал. Типичный случай внезапного любовного помешательства. Я не был в обиде на друга и обожал весь мир, который, переливался всеми цветами радуги и заговорщически мне подмигивал, подбивая совершить что-то героическое. Поэтому предстоящий марш-бросок в 300 верст из Юрмалы в Палангу представлялся заурядным рыцарским подвигом ради Прекрасной Дамы, а отсутствие в местной конюшне плохонького Россинанта ничуть не смущало. В далеком «решающем» году девятой пятилетки эти два балтийских города еще находились в одном государстве, гарантирующем надежное автобуснoe сообщение.

Нью-Йорк

Браво, Полина! Ваша Божена и впрямь божественная – очаровательная смесь детской наивности, кокетства и здравого смысла. И этот милый польский акцент...

Мне понравился Ваш спектакль – пронзительная история женского одиночества. Что может быть тяжелее? – Разве что одиночество вдвоем.

Ваши сегодняшние зрители с Брайтон Бич хорошо знакомы с расставаниями и одиночеством. Не зря они так долго не отпускали Вас за кулисы. Бываю здесь нечасто, и не устаю поражаться адской смеси одесского юмора, американского апломба и вековой еврейской грусти, которая нет-нет да и промелькнет в глазах прохожей «позднего бальзаковского возраста»

P.S. Не признаю электронный ущербный формат общения, но другого – увы! – пока нет для общения с Вами. Надеюсь однажды выразить свои чувства лично.

Накануне мы крепко погуляли с Андреем в «Лидо», модном ресторане-варьете на Рижском взморье, куда нас занесло после летнего двухмесячного студенческого стройотряда на Южных Курилах. Часам к десяти вечера на сцену выпорхнули три стройные фигурки в розовых воздушных пачках. Разогретая публика встретила их появление радостным ржанием. А когда одна из них при очередном па ненароком обнажила крепкую балетную грудь, весь зал, включая меня, затаил дыхание. Раздобыть букет чайных роз у приветливого усатого швейцара было несложно, и к концу первого отделения я метнул его к ногам высокой синеглазой солистки, получив в ответ ее благодарный взгляд. И - «процесс пошел», как заметил один мудрый человек по другому, более серьезному поводу много лет спустя.

Еще через пару часов я уже знал имена, адреса, привычки, поклонников и другие, не менее интересные подробности из жизни полюбившейся танцевальной тройки. Истребив в  баре остатки местной водки вперемежку с рижским Бальзамом (бедная моя голова!), я окончательно дозрел и был готов пуститься в гастрольное турне по соседней Литве, куда мои новые друзья отправлялись следующим утром.

Что касается Андрея, то в разгар танцевальной части нашего вечера он незаметно изчез вместе с пышной работницей местного общепита. Остаток беспокойной ночи он провел в ее жарких объятиях в коммунальной квартире на окраине Юрмалы под бормотанье пятилетнего мальчика в угловой детской кроватке и истеричные вскрики маневрового паровозика за окном.  

Чикаго

Полина, бывают же совпадения!

В Чикаго я оказался по делам именно в дни Ваших гастролей, и не смог отказать себе в удовольствии вновь встретиться с очаровательной Боженой – ну и с Вами, конечно!J

На этот раз, зная сюжет, я с интересом изучал характеры персонажей. В их развитии без труда угадывается женская рука драматурга. Мое зрительское «послевкусие»: три мужских типа, хотя и принадлежат к разным содциальным группам, самодостаточны и худо-бедно приспособились к жизни в нынешнем исковерканном мире. Доля женских героинь, как водится на Руси oт века, очень незавидная: спившаяся завклубом, обманувшаяся в своих надеждах (и в России) полька и одинокая поэтесса на грани самоубийства. Все они стремятся куда-то убежать (извечное наше – «в Москву, в Москву!»), оплакивают недавнюю, казалось, молодость, но зрителю понятно, что ни сил, ни надежд, ни – в конечном счете – желания что-то менять уже нет. Остается одно – уход в беспамятство через вино или яд.

И еще меня поразило ощущение родства, близости между Вашей героиней и Вами – эмоциональность и чертики в глазах при сердечной незащищенности и гордом характере. Откуда бы это? – ведь мы с Вами даже не знакомы. Должно быть «магия театра»! 

В Паланге царило липовое безумие. Чувственный аромат, утешение за дождливое лето и северные пейзажи, заполнял городские аллеи и навевaл прохожим чувство нежной маеты.

            Мы быстро сошлись и подружились. Очаровавшая меня солистка с птичьим именем Тыю оказалась танцовщицей из Таллинского варьете. Ее подруги были родом из Риги. Насмешница Оля работала в ансамбле народного танца районного дома культуры. Задумчивая Аня, с огромными карими глазами, держалась немного особняком. Три года назад она окончила балетное училище и «находилась в творческом поиске». Жизнь свела их в Юрмале в поисках летнего заработка и они честно и весело халтурили.

            Этим странным квартетом мы славно зажигали – в Паланге, потом еще в паре городов, чьи названия стерлись из памяти. С пухлой стройотрядовской зарплатой я чувствовал себя восточным набобом, и каждый вечер на сцену летели букеты алых и чайных роз.

            По ночам в окне убогого гостиничного номера загоралась свеча - единственный свидетель творившегося наивного колдовства. Тыю послушно замирала в моих руках, пока они сбегали вдоль спины - от едва заметного рыжего завитка на затылке до двух детских ямочек притаившихся у основания; лишь подрагивающие ресницы выдавали жар за обманчивой прохладой кожи. А я неспешно, в мерцании свечи, изучал каждый сантиметр, каждый изгиб ее совершенного тела. И словно очарованный странник, исследующий неведомый континент, каждый раз находил все новые поводы для удивления и восторга.  Иногда я нашептывал что-то на ухо, пародируя ее легкий эстонский акцент, и тогда она с облегчением смеялась. И когда, исчерпав все уловки, мы приближались к развязке, она врастала в меня своим мраморным телом, сливаясь в одно яростное целое.

            Когда спустя неделю я вернулся в Юрмалу, я был пожож, по словам Андрея, на «помесь блудного сына c драным котoм». Слушая мой рассказ, oн недоверчиво покачивал головой, но, заметив купленные накануне и уже стоптанные модные вельветовые башмаки, завистливо хмыкнул и плеснул в казенный стакан сладкого портвейна «Агдам». Выпили.

Торонто (вечер)

Полина, попытаюсь объясниться – это и вправду выглядит странным.

Много лет назад на берегах  Балтики со мной приключился роман – веселый и беззаботный, как и положено летним курортным историям. Это было странное время – между Битлами и АББой, когда вседозволенность и разочарование еще не овладели умами. Пять студенческих лет - неустанный поиск особого взгляда на мир и своего неповторимого образа - через яростные споры о книжных и музыкальных новинках и философских теориях до выработки небрежной походки и прищуренного иронического взгляда. Мы не задумывались о том, что одна из этих масок однажды прирастет к лицу и станет вторым "я".

В делах сердечных царил тот же поиск. Докатившаяся до московских улиц волна сексуальной революции ударилась о строгие школьные коды и остатки классического воспитания и создала образ романтического шалопая – обаятельного-раздолбая-с-ранимой-нежной-душой. Мы все были в поисках Прекрасной Дамы.

Давний балтийский роман дремал бы и поныне где-то на дне памяти, но сегодня вечером произошло что-то странное. Будто отворилась дверь в прошлое и в истории Ваших персонажей я увидел проекцию судеб трех девчонок из варьете прибрежного ресторана в Юрмале. Как сложились их судьбы? Где они сейчас, живы ли? Как бы мне хотелось увидеть их сегодня счастливыми раздобревшими матронами в окружении детей и внуков. Но что-то подсказывает, что более вероятен другой исход; уж больно очевидна перекличка их историй с судьбами трех героинь Вашего спектакля, обездоленных жизнью как войной.

Теперь Вы понимаете, что заставило меня отменить мой Нью-Йоркский рейс, прилететь в Торонто и снова оказаться в зале сo знакомыми декорациями. И когда три часа назад я подал Вам после спектакля букет любимых пионов, на меня со сцены взглянула не польская красавица Божена, а девушка из моего прошлого – эстонка со странным именем Тыю.

Пришла осень, и на ноябрьские праздники нежный балтийский десант высадился в Москве, нанеся удар учебному процессу. Летний карнавал сменился походами в столичные модные магазаины и картинные галереи, прогулками по Ботаническому саду и Ленинским Горам. По вечерам - кафе "Лира" и "Метелица" и опостылевшие коктейли "шампань коблер" с обязательной соломинкой. Мы продолжали дурачиться, разыгрывать друг друга, смеялись по пустякам и целовались на виду у прохожих. Но что-то неуловимое уже ушло, будто мы догадывались, что доигрываем затянувшуюся летнюю партию. В этом и состоит горькая прелесть курортных романов, что вечно существовать им суждено лишь в наших воспоминаниях и романах о "даме с собачкой".

Нас уже манилa взрослая жизнь, которая виделась чередой увлекательных приключений. Для этого требовались знания, и мы штудировали науки и иностранные языки. Как и большинство вокруг, мы идеализировали окружающую жизнь и свою неволю, пытаясь найти ей оправдание и смысл. Потребовалось время, чтобы представления о реальной картинe мира стали пробиваться в сознание.

Больше с Тыю мы не виделись. Из редких телефонных разговоров с подругами я узнал, что она вышла замуж за финского коммерсанта и уехала за границу. Оля тоже устроила личную жизнь, забросила танцы и занялась культурно-просветительской работой в районном клубе. Ирина так и не нашла себя в балете и устроилась на работy в столичнyю газетy, в редакцию новостей культуры. Вскоре там вышли ее первые стихи, по отзывам - недурные.

 Торонто (yтpо)

Дорогая Полина, этой ночью я так и не смог уснуть. Не помогло ни снотворное, ни виски. Судьбы трех девчонок из Юрмалы не шли из головы, заставляя по новому взглянуть на события собственной жизни. Для чего Бог послал мне ту давнюю встречу? A вдруг ей было суждено стать поворотной в моей жизни, а я не понял, не разглядел. И сколько похожих встреч было потом ... Число вопросов росло и множилось, пока плотину нe прорвало и меня подхватил поток – нерасслышанных слов и признаний, пропущенных в спешке взглядов, непонятых знаков. Они сходились в странном хороводе, образуя вереницу нереализованных сценариев моей жизни, создавали огромное пространство не-случившегося. Фантомные боли несбывшгося заполняли и рвались наружу, будто нерожденные дети! Я вспомнил Марину Цветаеву: "Какая сила в: не суждено! Kакая вера! Бога познаю только через несовершившееся".

Я понял, что не могу повернуть назад и должен довести эту историю до конца - дочувствовать, додумать, и поставить точку.

Пишу Вам из аэропорта, откуда вылетаю через полчаса в Монреаль на Ваше заключительное представление. Быть может, Вы сможете мне помочь.

Однажды я встретил Ее - с глазами Бэмби из диснеевского мультика. В жизни она была такой же легкой и трепетной, как и на сцене, в любимом "Танце Цветов" из "Щелкунчика". Было недолгое счастье вдвоем, потом втроем, и надежда, что детская улыбка и смех смогут вернуть бездумно утраченный мир. Но мы оказались слишком самонадеянны и нетерпимы, и чуда не произошло. Верно, мы его не заслужили, если счастье вообще можно заслужить.

Потом были годы странствий, поиски призвания и вечно ускользающих смыслов. Эта Одиссея расширяла горизонты знания и дразнила подсознание, порождая временами приступы бессилия. Казалось так будет длиться вечно. Грянувшие времена перемен только добавили азарта.

Я увлеченно нанизывал пространство на время, наивно уверовав, что овладел и тем, и другим. Обстоятельства времени и места сливались в нескончаемую ленту, тут же убегающую в прошлое. Получив однажды поздравление от крупной авиакомпании, я не мог поверить своим глазам: за десять лет я налeтал ее “бортами” 3 млн км. Десять раз сгонял от Земли до Луны, прикинул  я, а звезд так и не разглядел. Не обошлось в эти годы и без романoв, но встречныe взгляды женщин стали до обидного мимолетными.

О тoй давней истории я вспоминал все реже. В последний раз - когда оказался по делам в Юрмале и набрел в сумерках на заросшее кустарником и потемневшее от времени здание ресторана "Лидо". Три сестры по балтийскому союзу неторопливо обустраивали новую жизнь на европейский манер, а мы уже пустились в дрейф в счастливое прошлое под звуки подрумяненного сталинского гимна. Потребовалось еще немного, чтобы убедиться, что взбунтовавшиеся рабы - это еще не свободные люди, и одним прыжком эту дистанцию не одолеть. 

Были находки и потери, сбылось почти все задуманное, кроме одной заветной мечты. В ожидании этой встречи я жил много лет, ее предчувствие будило среди ночи, мелькало в случайно пойманном женском взгляде, звучало в полузабытой мелодии. Но стоило поддаться искушению, и протянуть руку, как та ловила пустоту и ощущение бегства.

Что ж - еще не вечер.

Монреаль

Дорогая Полина, спасибо за чудный вечер! Когда Вы вошли в ресторан, я испытал смятенье, представив на мгновенье, что сейчас услышу польскую речь. К счастью, все обошлось J. 

Мы говорили о многом - о смысле жизни, свободе выбора и о праве на ошибку; о том, что иначе жизнь превратилась бы в унылое скольжение по тунелю с известным финалом. И дело конечно, не в самих ошибках, а в боязни их совершить. Плывем по течению и виним во всем судьбу, когда очередная станция промелькнула за окном и ничего нельзя изменить. Мы забыли, что человек лишь наполовину состоит из помыслов и убеждений. Другая, активная часть его EGO обречена совершать поступки, общаясь таким образом с миром и меняя его. Именно тогда мы становимся равными Творцу.

И еще мы говорили о том, что "Весь мир - театр, и люди в нем актеры". И режиссеры, рискну добавить я, поспорив с Шекспиром. Независимо от профессии и наклонностей, ежедневно мы пишем сценарий собственного реалити-шоу, который тут же и разыгрываем, желая понравиться взыскательной публике. Выстраиваем сюжеты и мизансцены, следим за ритмом, вводим новых героев, работаем с освещением (Солнце-Луна-Сумерки), а в кратких промежутках размышляем о финале. В этом заложен главный конфликт и неизбежная развязка уже маячит где-то впереди. Это добавляет актерам куража и заставляет работать "в полную ногу", благо наша жизнь не уступает русскому театру по части импровизаций и экспромтов.

Впрочем, может быть мы говорили и о более привычных вещах - о детях, домашних заботах, планах на отпуск - а все это представилось мне позже, бессонной ночью в гостинице. Важно, что наша встреча поствила точку в суматохе последних дней, которые вдруг обрушились на меня и заставили многое переосмыслить. Еще неделю назад ничего не предвещало эту решительную "перезагрузку", а сегодня я с новым интересом вглядываюсь в мир и в себя, как в зеркало, будто очнувшись от долгого сна.

И за эту свалившуюся на меня нечаянную радость и надежду, что самое интересное, пожалуй, еще впереди, я Вам безмерно благодарен.

 Здравствуйте, Егор,

Рада нашему неожиданному и странному (не правда ли?) знакомству и тронута Вашей историей. Уже в который раз поражаюсь, каким невероятным образом отзываются наши театральные истории в пaмяти людей, в реальной жизни. Хотя и понимаю, что Вашему доверию и искренности в тот вечер в Монреале я обязана прежде всего Божене J.

Как бы то ни было, все мы в актерской профессии рано или поздно прорастаем своими героями. И часто свою решительность мы на радость зрителям без остатка тратим на сцене, а за кулисами мучаемся, как и все, "мильоном терзаний". Откладываем “на потом” самые важные решения, ищем оправдания собственному безволию, совершаем ошибки, и - несмотря ни на что! - продолжаем радоваться жизни.

Судя по Вашему письму, та  давняя романтическая история подошла к концу, совершив оборот во времени и в Вашей памяти. Будем надеяться, что жизнь оказалась более милостивой к Вашим знакомым, чем к героиням нашего спектакля. Как бы то ни было, эта страница дописана и занавес опущен: "Король умер! - Да здравствует Король!"

Желаю Вам новых радостных открытий в Вашей жизни и буду рада пригласить на один из своих спектаклей в Москве. Кто знает, какие еще открытия может преподнести Вам Его Величество Театр J.