Самый экзотический по происхождению фильм 2000 года в Москве – конечно же, комедия “Кубок” ((The Cup; Phorpa), снятая в Бутане буддистским ламой Кхентце Норбу (Khyentse Norbu). На премьере, состоявшейся 9 ноября в киноклубе Центрального Дома Предпринимателей “35 мм”, выступили духовный посланник Далай-ламы в России Джампа Тинлей и полномочный представитель Его Святейшества в Москве Наванг Гелек. Официальных представителей российского буддизма не было.

Буддистские комедии людям европейского воспитания смотреть трудно. Что для нас, стремящихся к успеху, страх смертный, для буддиста шутки, а что им кажется ужасным, нас не очень впечатляет. Но на премьеру “Кубка” в Москве пришло на удивление много понимающих зрителей. По смеху в зале можно было судить, что у нас есть люди, способные сопереживать чувствам молодых тибетцев, запертых в маленьком монастыре где-то в южной части Индии. Журналисты – другое дело: те, кто пишет о кино, в основном оказались далеки от реалий фильма. Один из обозревателей умудрился даже написать, что тибетские монахи болели за Францию, потому что она поддерживает независимость Бутана.

Но именно без этой детали суть фильма остается непонятной. Если бы дело сводилось только к желанию юных монахов посмотреть финал чемпионата мира по футболу, то и снимать фильм не стоило, не то что его смотреть. Однако строгий распорядок жизни буддистского монастыря нарушается не в последнюю очередь из-за того, что в финале играют команды Бразилии и Франции. Монахи хотят поболеть за победу Франции, поскольку Франция, как известно, “болеет” за независимый Тибет. Свершается невероятное: старый настоятель дает разрешение, молодежь собирает деньги, затем на древней каменной крыше монастыря крутят спутниковую тарелку, а все монахи, к которым присоединяется и сам настоятель, усаживаются перед телевизором.

Но здесь становится предельно ясно, что за внешней веселостью сюжета скрывается горькая печаль. Ведь настоятель в футболе ничего не понимает, он искренне уверен, что это какое-то нелепое “сражение” двух больших держав из-за мяча. Он лишь уступает молодым – пусть смотрят свой футбол, потому что сам устал ждать возвращения старых времен. Он с горечью говорит: я думал, что наше бегство из Тибета ненадолго, что мы скоро вернемся, я до сих пор сижу на чемоданах, но мои волосы становятся седыми, зубы выпадают, я уже не надеюсь вернуться на родину. Сорок лет – слишком долгий срок для одной человеческой жизни. У молодых монахов теперь столько соблазнов, вздыхает настоятель, словно бы именно “теперь” появились “восхитительно прекрасные” девочки, о которых они не могут не думать. К тому же и молодые отнюдь не стали ближе к окружающим их индийцам, хотя и ходят к ним, чтобы посмотреть футбол. Никогда не спрашивай индуса о направлении, шутят они, настраивая спутниковую тарелку.

Эта серьезная и печальная тема изгнания придает “Кубку” совершенно особый вкус. Прибывающие в монастырь из оккупированного Китаем Тибета новички с риском для себя пересекают границы (“говорят, что теперь непальские солдаты возвращают беглецов”), у них нет денег, но они хотят учиться в монастыре, чтобы сохранить родную культуру. Китайские лидеры понимают, что уничтожить стремление к независимости можно, лишь заставив людей забыть подлинную тибетскую культуру, на месте которой должна возникнуть единообразная коммунистическая идейность. Для этого в качестве государственного введен китайский язык, тибетские школы закрыты, репрессии следуют лишь за то, что в доме найдутся фотографии или работы правителя Тибета в изгнании Далай-ламы ХIV. И 12-летний Оргьен, любитель футбола и журналов с девочками, с гордостью говорит мальчику-новичку, что эта пурпурно-желтая монашеская роба, которую он будет носить, в моде уже две с половиной тысячи лет; он срывает с головы мальчика бейсболку с китайской красной звездой – пусть летит назад, где ее сделали. Мы ни разу не видим ту большую горную страну – а на территории Тибета можно было бы почти шесть раз поместить Францию, куда надеются вернуться герои “Кубка”, но мы видим, что без нее жизнь монастыря не продолжится. У бежавшего из Тибета мальчика ничего нет, кроме старых часов, которые дала на его обучение мать, и эти часы, заложенные за прокат телевизора, заставляют Оргьена отвлечься от финала Кубка мира, чтобы найти способ их вернуть. Когда-нибудь он будет тренировать национальную сборную Тибета, утверждает Кхентце Норбу, режиссер фильма, который рискнул попытаться передать малоискушенному западному зрителю тонкие и забавные конфликты между монастырской духовностью и мирскими заботами молодых тибетцев. Для российского зрителя на фоне огосударствленного православия этот опыт понимания духовной жизни может оказаться еще более трудным.

Я не получил приглашения, с неизменной улыбкой ответил Геше (это слово означает степень доктора) Тинлей на мой вопрос по поводу Межрелигиозного миротворческого форума в Свято-Даниловом монастыре, где должны были принять участие духовные лидеры “традиционных религий - православного христианства, ислама, иудаизма и буддизма”. Но если Калмыкия и Тува без всяких оговорок поддерживают тибетцев, а бурятская община организовывала в июле этого года прием в “Президент-отеле” в честь 65-летия Далай-ламы, то почему же от российских буддистов был приглашен только хамбо-лама Дамба Аюшеев? Очевидно, потому что он - из “партии власти”. Именно поспешная поездка Аюшеева на Кавказ для встречи с бывшим там в это время президентом Владимиром Путиным окончательно испортила его имидж даже в родной Бурятии. Ведь по мнению большинства наших буддистов, их объединяет неприятие насилия и войн, в том числе и войны в Чечне. Но то, что Аюшеев умеет пренебрегать мнением большинства, стало известно еще в мае 1998-го, когда понадобилось организовать акцию протеста против показа в США “Атласа тибетской медицины” (как выяснилось позднее, эта акция была важной частью кампании оппозиции на выборах президента РБ). Тогда он заявил по поводу письма Далай-ламы XIV к президенту Бурятии, в котором выражалось одобрение проекту показа “Атласа” в США: “бурятские буддисты очень уважают его как духовного лидера, но считают, что его вмешательство во внутренние дела бурятских буддистов нежелательно”. Просто калька с заявлений некоторых наших политиков по поводу прав человека. И на Саммите тысячелетия в Нью-Йорке Аюшеев промолчал по поводу того, что генеральный секретарь ООН Кофи Аннан вычеркнул из списка приглашенных Далай-ламу XIV, которого китайская делегация обвинила в “незаконном стремлении к независимости Тибета”, чтобы “не нагнетать страсти”. Тогда по поводу отказа пригласить духовного руководителя буддистов заявил протест другой лауреат Нобелевской премии мира, южноафриканский епископ Десмонд Туту.

Бывший руководитель буддистов РФ Александр Будаев нажил себе недругов в среде российских правительственных чиновников, когда высказался в защиту Тибета. Между тем Геше Тинлей особо отмечает, что тибетские монахи приехали сюда отнюдь не за тем, чтобы обратить россиян в свою веру, более всего они хотели бы вернуться, на родину, в Тибет. Российские политики должны отметить, что и сегодня, по прошествии 41 года оккупации Тибета, число протестов против действий китайских властей во всем мире не становится меньше.

Бывает, что страны возрождаются и через многие десятки лет, сказал мне молодой российский директор артхаус линии “Кино без границ” Сэм Клебанов. Несмотря на очевидное отсутствие коммерческого успеха, он рискнул организовать показ фильма “Кубок” в Москве, а значит, для оккупированного Тибета здесь еще не все потеряно.

The Cup – A New Line Cinema Film: www.the-cup.com

Бывает, что время сдает нам события, как карты, в одну политическую масть: в те последние дни 2000 года, когда президент Путин подписал советский гимн, в кинотеатре “35ММ” начался показ китайского фильма “Душ”. Если хотите убедиться, что в Китае снимают соцреализм, идите в баню. Да, именно в бане проходит основная часть так называемой комедии “Душ” (Xizao). Это вам не пресловутая сауна с водкой и готовыми на все девушками, ставшая культовым местом “новых русских”, в этой пекинской бане нет политики и бизнеса, здесь царит социалистическое равенство раздетых, единственная процветающая здесь азартная игра заключается в вялых схватках потрескивающих сверчков в неширокой банке. Здесь возрождается старая дружба, мирятся семьи, встречаются одинокие старики. Даже бандюки (один из них такой узнаваемо бритоголовый), заскочившие сюда в поисках должника, подчиняются внушению хозяина бани, ставящему суровую дилемму: мыться либо уйти и ждать свои бабки на улице.

Это, конечно же, одна из характерных сказочных историй соцреализма, напоминающая о советских хулиганах (иных бандитов тогда в кино почти не было), извиняющихся перед старым пролетарием, прочитавшим им краткую нравоучительную лекцию для тупых, основанную на бессмертном “что такое хорошо и что такое плохо”. Впрочем, весь “Душ” по сюжету представляет большой социалистический миф. Итак, наладивший свой бизнес в высокоразвитом экономическом регионе Шенженя старший сын приезжает навестить оставшегося в Пекине отца. Тот не ищет иного счастья, кроме освоенной им нехитрой профессии банщика. Профессия в самом деле настолько нехитрая, что с ее трудностями вполне может справляться его умственно отсталый младший сын. Чтобы втолковать оторвавшемуся от корней старшему глубокий смысл однообразного банного бытия, отец делится воспоминаниями о том, как в далекой молодости им не хватало воды, за которой приходилось ходить за много километров (даже на рис выменивать – миска воды за миску риса). Скрытая мораль: спасибо коммунистической партии, что теперь у нас всегда есть вода помыться в бане. Однако увлеченный возможностями социального неравенства сын все-таки решает вернуться туда, где он делает хорошие деньги (на чем именно, мы так и не узнаем). И помешает ему, конечно же, внезапная смерть отца. Опять же в бане, в воде.

Замкнутый банный мирок мы покидаем явно лишь однажды, когда старшему сыну надо было отправиться за авиабилетом. И это символическое бегство из банного рая приводит, как и надо по ходу мифа, к беде: в огромном городе теряется ушедший вместе с ним слабоумный брат. Волнения, слезы, упреки отца на тему “зачем ты вообще приехал и разрушил наш славный мир” завершаются, впрочем, мистическим возвращением потерявшегося ранним утром. Если не знать размеров Пекина, то можно поверить, что умственно отсталый парень способен пешком его обойти, но на то и соцреализм, чтобы сказку делать былью. Кстати, с этим младшим братом связана в фильме еще одна линия мифа. Он ведь родился на тибетском плоскогорье (вот где воды-то катастрофически не было), потому и недоразвит умственно (что уж ждать от этого отсталого Тибета), но ничего, понимаем мы, жизнь под чутким руководством компартии и на него оказывает благотворное влияние. Не то, чтобы его ум разовьется до научных открытий, но кое-какие “гениальные” идеи и ему станут по силам. Там у них в бане один чудак все время орет “Sole mio” (песнь страсти наших бабушек в исполнении юного Робертино Лоретти) под душем, репетирует для концерта художественной самодеятельности. Так вот, в завершение мифа о бане наш умственно отсталый брат догадается поливать его из шланга прямо на сцене парка культуры и отдыха, чтобы народный талант наконец явил себя заждавшимся слушателям (как известно, мировыми именами не избалованным).

Для тех, кто еще не знаком с произведениями китайской кинопропаганды (кое-что в Москве уже показывали – и бесплатно), фильм “Душ” должен стать образцовым. Но если кому-то “Человек дождя” и показался муторной голливудской сказочкой, то не стоит обольщаться достижениями Красного Китая – у нас и самих такого добра навалом от эпохи застоя осталось.


Официальные сайты фильма:

Французский язык www.pyramidefilms.com/shower

Английский язык www.spe.sony.com/classics/shower/index.htm