продолжение - Валерий Никольский Национальные образы мира в кинематографе
 

ТРИДЦАТАЯ ЛЮБОВЬ РИТЫ ФОГТ


После воссоединения Германии драмы отдельных людей западной части страны, с интересом и завистью смотревших на восток, становятся предметом пристального внимания немецкого кино. Жаль, что они в основном так и останутся недоступны российскому зрителю. Дело вовсе не в том, что дистрибьюторы не хотят везти к нам серьезное кино, а в том, что язык этих драм едва ли будет понятен даже в лучшем переводе.

Невозможно "проговорить" целую эпоху, когда железный занавес разделил целые информационные потоки, когда свихнувшиеся на управлении миром пожилые идеологи холодной войны преследовали молодых только за слова, относящиеся к той части света, что осталась "за стеной". В Москве и сейчас работает одна западногерманская журналистка, которая в бытность 23-летней университетской студенткой подверглась преследованиям за чтение Маркса. А на Востоке партийные вожди пытались - подобно божествам - сформировать иной мир, называя старое новым, жестокость - избавлением от страданий. Люди переставали понимать друг друга, стоило слову пересечь черту, разделяющую "два мира, две идеологии". Такие понятия, как рынок, частная собственность, свобода совести, социальная справедливость, могли обозначать самые разные вещи в зависимости от того, на Западе или Востоке находился тот, кто их произносил. Из-за этого многие уходили в особую, сновидческую, версию мира, где пули не ранят, атомные бомбы спасают жизнь на Земле, а небывалое единение всех слоев советского народа обозначает совместный оргазм (Юрий Поляков). Когда же они проснулись, то не узнали родные места.

Вышедший чуть более года назад на экраны Германии фильм Оскара Релера "Недотрога" - это не фильм о безумии, которое постепенно гасит разум немолодой женщины, направляя ее к самоубийству, это история, которая основывается на реальной жизни его матери, известной писательницы Гизелы Эльснер, которая в 1980-е была более популярна в ГДР, чем в западной части страны. Активная левачка, но в то же время хорошо обеспеченная представительница крупной буржуазии, она не в силах выносить устоявшееся окружение, созданное "одномерными" существами, которые называют себя людьми, но кого на самом деле волнуют только бананы. Она считала, что на Востоке живут другие, настоящие личности, с реальными ценностями и романтическими целями. Когда холодной осенью 1989 года стена рухнула, иллюзий не осталось: им тоже нужны были в основном бананы.
"Телевидение навязывается, оно убивает воспоминания. Ты переключаешь с программы на программу и не находишь ничего, что напоминало бы тебе о самом себе или о том, как жили твои родители двадцать лет назад", рассказывает Релер в интервью, опубликованном газетой "Берлинер цайтунг", отмечая трудности, которые он испытал, когда начал восстанавливать настроение той эпохи. "Для моего фильма я нашел документальный материал шестидесятых годов: Вилли Брандт в Берлине, Фассбиндер разговаривает по телефону со своим продюсером. Все - черно-белые съемки. Или кадры членов террористической организации "Фракция Красной Армии". Это вдруг навевает воспоминания".
Наверное, вполне достаточные, чтобы объяснить немецкому зрителю путь преуспевающей писательницы к "Помешательству" - таково рабочее название фильма, от которого режиссера отговорили только кинопрокатчики. "Они нашли название "Помешательство" не слишком красивым", говорит Оскар Релер. "Для меня же слова "помешательство, умопомрачение" - очень поэтичные слова. Возникают ассоциации с большой комнатой, которая исчезает в темноте".


Вот именно, "исчезает в темноте" - и что ж мы там увидим? Во всяком случае, в фильме Фолкера Шлендорффа с поразительно близким названием "Die Stille nach dem Schuss" ("Тишина после выстрела", в нашем прокате "Легенды Риты"), показ которого начался в московском киноклубе "35ММ" в феврале 2001-го, никаких титров строк на этак сто, поясняющих в каком году и зачем начали стрелять Рита и ее друзья, вы не увидите. Прежних героев, которым в 1975-м журнал "прогрессивной молодежи мира" "Ровесник" посвятил героическую сагу, заканчивавшуюся такими строками: "По телевидению промелькнул кадр: четверо полицейских несут за руки и за ноги израненного Баадера. Его лицо искажено от боли и ярости", - тут не отыщешь. 33-летнего Андреаса Баадера, постоянно таскавшего в кармане книжку Карлоса Маригелы "Партизанская война в городах", и журналистки Ульрики Майнхоф, автора заявлений "городских партизан" с фронта боев против бесчеловечной Системы, да и самой Rothe Armee Frakzion с ее громкими убийствами государственного прокурора ФРГ, фабриканта оружия и других деятелей, внесенных в черно-красный список "врагов", в фильме не будет. Только мелькнувший плакат с именем Бенно Онезорга (убитого во время студенческого митинга рабочего парня, ставшего символом борьбы RAF), да разговоры на странном жаргоне "классовых сражений" указывают на "Фракцию Красной Армии".

Выводя повествование за рамки исторического контекста, Шлендорфф избавляет нас от необходимости размышлять над судьбой террористов вообще. Само убийство здесь обозначается то удивленным лицом адвоката, пришедшего защищать известного террориста Анди и убитого прямо в тюрьме его подругой; то французским полицейским - просто полицейским вообще, который решил проверить права у двух девушек, катающихся без шлемов, и упал мертвым со своего мотоцикла только потому, что одна из этих девушек запаниковала и начала стрелять; наконец, совсем невидимой смертью сторожевой собаки, запертой в машине, изображающей лимузин какого-нибудь чиновника (бывает, они возят с собой собак), в который должен попасть впервые стреляющий из гранатомета Анди. Рита влюблена в Анди, он творит ее реальность, ее историю; но он не играет в террор, он живет в нем. И потому - даже разыскиваемый полицией ФРГ - не захочет остаться в ГДР, где "Штази" обещает ему и другим жизнь победившего рабочего класса. Жизнь под контролем "Штази", хотя и с возможностью пострелять из новых видов оружия, - нет, это не для него; он предпочитает вылететь в Ливан, чтобы оттуда вернуться к своей борьбе.

Шлендорф не напоминает нам, что было в Ливане в это время, потому что это все равно ничего не подскажет. Кстати, и ограбление банка дано без особых подробностей: ни сирен, ни полицейских погонь, ни перестрелок на освещенных ярким солнцем улицах. Ведь и эта часть жизни Риты Фогт, где ограбление банка с помощью нескольких лозунгов превращается в славную победу над капитализмом, тоже легенда. Эту легенду о войне городских партизан против государства все равно "прорвет". В Западной Германии Рита не сомневается, что население понимает, что ограбления банков есть характерные эпизоды войны с государством, которая ведет к всеобщей свободе, а во Франции она уже не уверена, поймут ли парижские "работяги", что ограбление банка совершается в их собственных интересах. Смогут ли они уловить смысл послания, если оно прозвучит по-немецки? А как объясняться с жителями Бейрута?

Рита пытается жить новой легендой - о счастливой жизни рабочих в ГДР, где правит рабочий класс, и хочет чувствовать себя счастливой. Но ее подруга с ткацкой фабрики Татьяна протестует, хочет вырваться из этого мира несправедливости и скуки - ругается на рабочем месте, напивается после работы, даже крадет в магазине самообслуживания бутылку водки (эту потрясающую подробность той эпохи написал для фильма сценарист Вольфганг Кольхазе, сам живший в ГДР). Рита расстроена, она занимается налаживанием хоть какого-то счастья: выливает остатки водки, пока подруга спит. Эта скучная повседневность - для нее едва ли не подлинная свобода от утомительных игр в прятки с западной полицией. Но ее фотографию вдруг показывают в теленовостях; сообщается, что Анди убит в перестрелке на германо-французской границе, а она по-прежнему в розыске. Рита снова встречается со своим куратором из гэдээровской "Штази": Эрвин Хулль - шаткий мостик в ее связи с реальностью. Чтобы укрепить его, она спрашивает Хулля, женат ли он. Она не понимает, что ему все равно нечего ответить - даже если бы он не был женат, разве начальство могло бы позволить ему вступить в близкие отношения с террористкой?

Теплым пионерским летом она - уже в новой легенде - встречает на Балтийском море молодого спасателя. Он-то и предлагает ей ту роль, о которой она всегда мечтала - стать просто матерью его детей. Однако спасателя приглашают работать в Москву, а там власть "Штази" уступает власти КГБ. Хулль не хочет рисковать своим местом, подсунув КГБ находящуюся в розыске террористку.
Замечательный момент: обнаженный и ублаженный спасатель нежится в ванной, когда Рита решает вдруг вернуться в реальный мир. Она даже не спрашивает его, а что если, она прямо сообщает: я террористка, живущая здесь под чужим именем. Но мужчинам не нравится, когда женщины (пусть даже любимые) влезают в их легенды, вроде этой, где для судеб мира имеет значение лишь научная карьера. Спасатель убегает, проговорив что-то о глупости террористов, Татьяна к тому времени арестована (чтобы не распространялась о своей подозрительной подруге); однако для Риты и без этого все кончено. Потому что рухнула стена, сотрудники "Штази" рвут бумаги, тонны бумаг, и никто больше не воспринимает всерьез легенды о борьбе за высокие цели (какой счастливой была прежняя Рита Фогт, когда с пистолетом в сумочке шла через пограничный контроль в Восточном Берлине: я ведь воюю с общим классовым врагом!). Рита угоняет мотоцикл (еще одно незаметное преступление) и пытается удрать куда-нибудь еще. Все быстро заканчивается: выстрелы восточногерманского пограничника прекращают ее легендарное существование.
Однако такой террористки в истории и не было - это не реальная личность, это одна молодая девушка, которая пытается найти свое место в стране, где слишком часто попадаются террористы или сотрудники "Штази". Она заведомо обречена. Стоило ей попасть в их круг, где место реальности занимают создаваемые ими мифы ("Увидите, как мы заставляем людей быть счастливыми"), и ей уже никогда не проснуться, не стать собой. Но, чтобы понять ее трагедию, надо воспринимать реальность по-немецки открыто, прямолинейно; нам же по свойству нашего языка всякие легенды подойдут в качестве жизни. Те в Москве, кто был молод в 1970-х, кто теперь героизирует кухонную болтовню "застойных лет" и оправдывает проверку регистрации и дежурства во дворах домов необходимостью предотвращения терактов, никогда не примут рассказанную в фильме Шлендорффа историю. И пусть наслаждаются своими киносказками, новейшая из которых, "Брат-2", позволяет им ощутить себя террористами, успешно воюющими против капиталистических эксплуататоров в США.

Автор благодарит за предоставление русского перевода интервью Оскара Релера организацию Inter Nationes из Бонна. Текст этого интервью можно найти на ее сайте www.inter-nationes.de.