Во всех перечисленных выше противопоставлениях Вебера отправной точкой (и это следует из его принадлежности к европейской культурной традиции) является внешний по отношению к человеку мир. Но за бегством от мира легко вычисляется внутренний мир. Поскольку же основные достижения индийской культурной традиции относятся к овладению именно внутренним миром человека, то правильнее было бы сформулировать характеристику индийской философско-религиозной системы как ориентацию на овладение внутренним миром. В такой формулировке указанные противопоставления совершенно совпадают с выводами К. Юнга.
Высказанные независимо друг от друга двумя столь разными мыслителями сходные идеи, основанные на том, что основной характеристикой цивилизаций являются черты, свойственные индивиду, во-первых, свидетельствуют о том, что в этих утверждениях есть зерно истины, а во-вторых, заставляют задуматься над тем, как же связаны индивидные характеристики с характеристиками цивилизации.
Тот факт, что аксиологическая база индийской цивилизации и аксиологическая база европейской цивилизации были сформированы двумя личностями с противоположными персонологическими характеристиками (интровертом Буддой и экстравертом Христом), вселяет в нас надежду на то, что идея наследования доминантных черт конкретных людей культурой человеческой общности и даже цивилизацией или, более осторожно, - имеют ту же форму, что и возможные доминантные черты личности, не лишена привлекательности. Это наталкивает на размышления об устойчивых и неустойчивых, слабых и сильных по отношению к социальной группе характеристиках личности и наследуемости социальной группой тех или иных личностных характеристик в качестве доминантных. Механизм наследования, на мой взгляд, скрыт в обязательном согласовании релевантных для данного типа социальной группы (генетической, религиозной, языковой, профессиональной и т. д.) личностных характеристик. Доминантные релевантные характеристики социальной группы определяются, как кажется, совпадением соответствующих черт у большинства и задачами, которые выполняет данная социальная группа. После определения доминантных характеристик социальная группа начинает по отношению к индивидууму действовать как резонатор: одни его черты она поддерживает и даже усиливает, другие подавляет. Это создает комфортность или дискомфорт во взаимодействии социальной группы и индивидуума для этого последнего. Доминанты до некоторой степени определяют ценности, а ценности - до некоторой степени - правила поведения, как долгосрочные, так и одномоментные. По мысли Ю.М. Лотмана социум может в известной мере рассматриваться как коллективный субъект, его внутренние процессы могут быть уподоблены взаимодействию человека с самим собой, внешние - взаимодействию личности с другими личностями или имперсональными объектами. Несомненным, конечно является тот факт, что у социума и индивида имеются и несовместимые, направленные на взаимное уничтожение характеристики, однако сама постановка вопроса о сравнении общих и противоположных черт социума и личности позволит личности понять, как ей лучше уберечься от гибельного воздействия социума и как социуму лучше уберечься от разрушительного воздействия личности. Стратегии достижения гармонии социума и личности, равно как и стратегии достижения гармонии в развитии структурных компонентов личности и гармонии в отношениях между отдельными компонентами социума - несомненно связаны друг с другом и должны рассматриваться во взаимной связи.
Положения об экстравертности европейской цивилизации и интровертности индийской находят много подтверждений в реальных фактах, которые можно обнаружить в текстах обеих сравниваемых традиций. Начать с того, что по одной из основных версий космогонических мифов Индии элементы космоса были созданы расчленением первочеловека Пуруши. Земля была создана из его ног. Таким образом, в основе мифа лежит идея человека. Его (внутренний) мир предшествует миру внешнему. В иудаистско-христианском мифе землю создал Бог (объект, внешний по отношению к человеку), и создал он ее до человека. Человека же он создает в главе первой, как и землю, - словом ("26. И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию нашему <...> 27. И сотворил Бог человека..."), а в главе второй он создает человека уже из праха земного. В этом мифе внешний мир предшествует внутреннему не просто во времени, - в иерархии.
В иерархии когнитивных ценностей индийской культурной традиции человек с его внутренним миром стоит на первом месте. Основным объектом буддийской дхармы является мир "индивидуальной психической жизни и способов его радикального преобразования". (А.В. Парибок. Цит. соч., стр. 159). В вершине иерархии систем научных знаний стоят знания о языке, как о главном инструменте, с помощью которого человек не только строит и усваивает истинное знание, но и осваивает, завоевывает свой внутренний мир, подчиняет его своей воле. Речь - один из главных инструментов медитации. Она связывает разум и подсознание, помогает воле проникнуть в подсознательные структуры и подчинить их ей. Речь связывает дыхательные ритмы и ритмы мышления, звук и смысл, а дыхание - это основа жизни.
В иерархии когнитивных ценностей европейской культурной традиции первое место занимают науки о внешнем мире - естественные науки. Основной способ познания - наблюдение за объектами внешнего мира, даже тогда, когда речь идет о внутреннем мире человека.
Среди гуманитарных наук, наук о человеке, первое место занимает история, память человечества. Но какие события отражает эта память? События социальной жизни, т.е. события внешние по отношению к человеку, события, касающиеся социальных групп, а не отдельного человека. Прослеживается эволюция социальных форм, а эволюция внутреннего мира индивидуума остается за пределами внимания историков. Даже если речь идет о продукции мысли, то обычно имеются в виду ее материально воплощенные формы. Как уже было сказано, каждый историк знает цену использованию орудий в человеческой деятельности. Мало кто замечает, однако, что в исторических работах прослеживается эволюция в основном материальных орудий и что вообще, кроме материальных, есть еще и ментальные, речевые, семиотические орудия. Это в первую очередь сам естественный язык, слова, термины, речь, различного рода игры, ментальные модели объектов, системы образов, воображаемые миры, сюжеты, рассуждения, логический вывод, теории. Среди речевых орудий можно указать на любую форму речевого воздействия. Можно привести целый арсенал словесного оружия - легкого, тяжелого, смертельного. Самое страшное ментально-речевое оружие, идеология, уже испытывалось на большом человеческом коллективе в течение более семидесяти лет. Этот печальный опыт показал, что словесное оружие страшнее физического. Оно действует незаметно, и действие его долговременно. Полураспад большевистской идеологии займет много времени, сменится несколько поколений прежде, чем человечество сможет вздохнуть более или менее спокойно. Из этого же опыта можно сделать вывод другого плана: незнание свойств ментальных инструментов, в частности, свойств слова, в настоящее время не просто непростительно, но и опасно: язык не только друг наш, но и опасный, иногда смертельный враг. И человек должен уметь обороняться от него.
Возвращаясь к истории, отметим интересную особенность истории Индии: "Индийцы, во всяком случае до мусульман, были совершенно равнодушны к истории и хронологии..." (А.В. Парибок. Op. cit., стр.157 ). Это также находит свое объяснение в характеристике, данной индийской культурной традиции М. Вебером. В самом деле, если тип культуры нацелен на овладение внутренним миром человека, то было бы естественно ожидать, что главными событиями для людей, воспитанных в духе этой культуры, будут события внутреннего, а не внешнего мира. События же внутреннего мира носят индивидуальный характер. И наоборот, для европейца главными событиями и должны быть события внешнего мира. А они носят социальный характер.
Подведем итоги. Из предыдущих рассуждений становится очевидно, что расхождение в оценке лингвистики и ее объекта, языка, в европейской культурной традиции обусловлено исторически сложившимся стереотипом мышления, который ей предстоит еще как-то менять. Очевидно также, что изучение индийской культурной традиции может помочь ей в этом процессе особенно эффективно, хотя несомненно и то, что европейская культура должна пойти в преодолении своего крена во внешний мир своим путем и, более того, уже идет: появление в философии сенсуализма, в литературе сентиментализма и символизма, в системе наук - психологии, психоанализа, современной лингвистики, социальной психологии, - все это шаги по преодолению дисбаланса в отношении европейцев к внутреннему и внешнему мирам. Лингвистике в соответствии с этой точкой зрения уготовано большое будущее. Оценка ее в европейской системе знаний несомненно будет меняться, и способствовать ее смещению в сторону вершины иерархии будут три основных составляющих: i) все большее осознание необходимости овладения внутренним космосом (доступ к нему могут открыть только речь и поведение); ii) обнаружение все новых и новых прикладных для лингвистики областей; iii) движение лингвистики в сторону более престижных с европейской точки зрения наук - естественных. Динамику перемещений, названных в трех этих пунктах, за последние два столетия нельзя назвать иначе как стремительной. О первой составляющей было сказано выше. Поговорим теперь о двух последних.
Несмотря на то, что время формирования европейской системы знаний о языке уходит в глубокую древность, лингвистика как наука обрела самостоятельность и оформилась в отдельную дисциплину относительно недавно и, что интересно, не без влияния на европейскую культуру индийской. В отличие от индийской системы знаний, на формирование которой существенное влияние оказала структура мифологического мировосприятия, европейская когнитивная система рано освободилась от мифологической основы, гораздо более серьезное воздействие на развитие европейского теоретического знания оказывали практические задачи, встававшие перед европейской цивилизацией в ее стремлении к овладению внешним миром. Так, политическая борьба в античных государствах вызвала к жизни искусство красноречия - риторику, компонентами которой были признаны логика и грамматика, возникновение империй вызвало к жизни сложные социолингвистические иерархии: одни языки и диалекты получили как средства общения преимущества перед другими и стали государственными языками, другие постепенно исчезали. Позже языки стали одной из основ формирования национальностей. Расширение языковых коллективов, разделение труда, в том числе и интеллектуального, нормирование государственных языков, образование профессиональных и другого рода подъязыков поставило задачу создания словарей и грамматик и т.д. Во всех подобных задачах лингвистические знания, их ментальный инструментарий, играли вспомогательную роль, исследование языковых фактов не было конечной целью исследования. Это оставляло лингвистику в тени тех систем знаний, которые она обслуживала. Первый шаг к тому, чтобы превратиться в отдельную отрасль исследования и одновременно чтобы передвинуться в когнитивной иерархии на более почетное место, лингвистика сделала в начале XIX в., восприняв от лидера гуманитарных наук, истории, идею исторического развития и позаимствовав ее популярность. Качественный скачок в развитии лингвистики был сделан благодаря тому, что к концу XVIII, началу XIX в. был накоплен обширнейший материал по языкам, ранее не входившим в поле зрения лингвистов. Сравнение их с уже известными языками потребовало их систематизации, а систематизация навела ученых на идею родства языков, на идею развития родственных языков из одного языка-предка. Непосредственным толчком к созданию сравнительно-исторического языкознания послужили сведения о санскрите, языке священных индийских текстов: установление регулярных звуковых соответствий между санскритом и территориально несвязанными с ним европейскими языками убедило ученых в правильности ранее высказывавшихся гипотез о родственных связях между самими европейскими языками и возведении их и санскрита к одному праязыку. Метод доказательства родства языков был чисто лингвистическим (фонетические соответствия). Именно этот факт и позволил тогда начать говорить о лингвистике как об особой науке. Вторым шагом к самостоятельности стала структуралистсткая теория языка, выдвинутая Ф. де Соссюром. Структурализм, как способ моделирования объекта с помощью набора формальных параметров, возник в естественных науках. Типичным примером структурной систематизации объектов исследования может служить периодическая таблица химических элементов Д.И. Менделеева. Приняв на вооружение структурные методы, лингвистика, с одной стороны, увеличила точность описания своего объекта, с другой стороны, отошла от наук, с точки зрения европейской культуры, второй категории к наукам "категории высшей" - естественным. Третий шаг в этом направлении был сделан лингвистикой в связи с появлением задачи создания машинного перевода. Ее решение требовало жесткой координации усилий математиков, инженеров и лингвистов. От лингвистов в этой ситуации требовалось резко повысить уровень точности терминологического аппарата, разработать интегральную схему языковой модели, в которой все лингвистические факты были бы строго систематизированы, описаны по единой стандартной схеме, все лингвистические постулаты были бы согласованы друг с другом, другими словами требовалось построение принципиально новой теории, согласованной с достижениями математики. Разработка подобной теории должна была поставить лингвистику на одну доску с естественными науками. Основы такой теории с успехом были заложены Н. Хомским, хотя лингвистика с начала триумфального шествия его трансформационной теории раскололась на традиционную, гуманитарную и новую, моделирующую, построенную на основе тех же принципов, что и грамматика ... Панини. Раскол этот, конечно же носит временный характер. Он связан прежде всего с тем, что образование не успевает за наукой. Если же говорить о существе дела, то динамика развития лингвистики в свете изложенного выше может быть рассмотрена и иным способом - как движение не к вершине иерархии европейской системы научных знаний, где ей бы пришлось конкурировать с математикой, а к обретению ею статуса метанауки - veda:na:m veda. Круг замкнулся, хотя определить, сколько еще времени потребуется европейской культурной традиции для того, чтобы переоценить статус науки о языке и речи, предсказать трудно. Пока мы располагаем лишь одиноким мнением выдающегося лингвиста, литературоведа, культуролога широкого профиля Р.О. Якобсона: "Именно богатый и разносторонний научный опыт побудил нас заняться следующими вопросами: какое место занимает лингвистика среди наук о человеке и каковы перспективы междисциплинарного сотрудничества на взаимовыгодной основе без ущерба для внутренних потребностей и свойств каждой из этих наук? Иногда высказываются сомнения относительно того, удастся ли наукам о человеке образовать такое "превосходное междисциплинарное содружество", какое связывает естественные науки, поскольку строгая логическая преемственность и иерархическая упорядоченность базисных понятий по степени обобщенности и сложности, заданные в явном виде при взаимодействии естественных наук, по-видимому, отсутствуют в науках о человеке. Вероятно, подобные сомнения отражают те ранние попытки классификации наук, которые не учитывали роли науки о языке. Однако если в качестве точки отсчета при попытке упорядочения наук о человеке будет избрана именно лингвистика, то подобная система, базирующаяся на "принципиальном родстве классифицируемых объектов", встанет на твердую теоретическую основу" (Р. Якобсон. "Лингвистика в ее отношении к другим наукам" - Р. Якобсон. Избранные работы. М. 1985, стр.371). Это мнение все еще удерживает лингвистику в строгих рамках гуманитарных наук, но и оно идет слишком далеко впереди мнения коллективного европейского разума. В среде гуманитарных наук в Европе лингвистика пока, увы, остается падчерицей филологии. Ее все еще относят к наукам подчиненным, маргинальным, прикладным.
Несмотря на то, что время формирования европейской системы знаний о языке уходит в глубокую древность, лингвистика как наука обрела самостоятельность и оформилась в отдельную дисциплину относительно недавно и, что интересно, не без влияния на европейскую культуру индийской. В отличие от индийской системы знаний, на формирование которой существенное влияние оказала структура мифологического мировосприятия, европейская когнитивная система рано освободилась от мифологической основы, гораздо более серьезное воздействие на развитие европейского теоретического знания оказывали практические задачи, встававшие перед европейской цивилизацией в ее стремлении к овладению внешним миром. Так, политическая борьба в античных государствах вызвала к жизни искусство красноречия - риторику, компонентами которой были признаны логика и грамматика, возникновение империй вызвало к жизни сложные социолингвистические иерархии: одни языки и диалекты получили как средства общения преимущества перед другими и стали государственными языками, другие постепенно исчезали. Позже языки стали одной из основ формирования национальностей. Расширение языковых коллективов, разделение труда, в том числе и интеллектуального, нормирование государственных языков, образование профессиональных и другого рода подъязыков поставило задачу создания словарей и грамматик и т.д. Во всех подобных задачах лингвистические знания, их ментальный инструментарий, играли вспомогательную роль, исследование языковых фактов не было конечной целью исследования. Это оставляло лингвистику в тени тех систем знаний, которые она обслуживала. Первый шаг к тому, чтобы превратиться в отдельную отрасль исследования и одновременно чтобы передвинуться в когнитивной иерархии на более почетное место, лингвистика сделала в начале XIX в., восприняв от лидера гуманитарных наук, истории, идею исторического развития и позаимствовав ее популярность. Качественный скачок в развитии лингвистики был сделан благодаря тому, что к концу XVIII, началу XIX в. был накоплен обширнейший материал по языкам, ранее не входившим в поле зрения лингвистов. Сравнение их с уже известными языками потребовало их систематизации, а систематизация навела ученых на идею родства языков, на идею развития родственных языков из одного языка-предка. Непосредственным толчком к созданию сравнительно-исторического языкознания послужили сведения о санскрите, языке священных индийских текстов: установление регулярных звуковых соответствий между санскритом и территориально несвязанными с ним европейскими языками убедило ученых в правильности ранее высказывавшихся гипотез о родственных связях между самими европейскими языками и возведении их и санскрита к одному праязыку. Метод доказательства родства языков был чисто лингвистическим (фонетические соответствия). Именно этот факт и позволил тогда начать говорить о лингвистике как об особой науке. Вторым шагом к самостоятельности стала структуралистсткая теория языка, выдвинутая Ф. де Соссюром. Структурализм, как способ моделирования объекта с помощью набора формальных параметров, возник в естественных науках. Типичным примером структурной систематизации объектов исследования может служить периодическая таблица химических элементов Д.И. Менделеева. Приняв на вооружение структурные методы, лингвистика, с одной стороны, увеличила точность описания своего объекта, с другой стороны, отошла от наук, с точки зрения европейской культуры, второй категории к наукам "категории высшей" - естественным. Третий шаг в этом направлении был сделан лингвистикой в связи с появлением задачи создания машинного перевода. Ее решение требовало жесткой координации усилий математиков, инженеров и лингвистов. От лингвистов в этой ситуации требовалось резко повысить уровень точности терминологического аппарата, разработать интегральную схему языковой модели, в которой все лингвистические факты были бы строго систематизированы, описаны по единой стандартной схеме, все лингвистические постулаты были бы согласованы друг с другом, другими словами требовалось построение принципиально новой теории, согласованной с достижениями математики. Разработка подобной теории должна была поставить лингвистику на одну доску с естественными науками. Основы такой теории с успехом были заложены Н. Хомским, хотя лингвистика с начала триумфального шествия его трансформационной теории раскололась на традиционную, гуманитарную и новую, моделирующую, построенную на основе тех же принципов, что и грамматика ... Панини. Раскол этот, конечно же носит временный характер. Он связан прежде всего с тем, что образование не успевает за наукой. Если же говорить о существе дела, то динамика развития лингвистики в свете изложенного выше может быть рассмотрена и иным способом - как движение не к вершине иерархии европейской системы научных знаний, где ей бы пришлось конкурировать с математикой, а к обретению ею статуса метанауки - veda:na:m veda. Круг замкнулся, хотя определить, сколько еще времени потребуется европейской культурной традиции для того, чтобы переоценить статус науки о языке и речи, предсказать трудно. Пока мы располагаем лишь одиноким мнением выдающегося лингвиста, литературоведа, культуролога широкого профиля Р.О. Якобсона: "Именно богатый и разносторонний научный опыт побудил нас заняться следующими вопросами: какое место занимает лингвистика среди наук о человеке и каковы перспективы междисциплинарного сотрудничества на взаимовыгодной основе без ущерба для внутренних потребностей и свойств каждой из этих наук? Иногда высказываются сомнения относительно того, удастся ли наукам о человеке образовать такое "превосходное междисциплинарное содружество", какое связывает естественные науки, поскольку строгая логическая преемственность и иерархическая упорядоченность базисных понятий по степени обобщенности и сложности, заданные в явном виде при взаимодействии естественных наук, по-видимому, отсутствуют в науках о человеке. Вероятно, подобные сомнения отражают те ранние попытки классификации наук, которые не учитывали роли науки о языке. Однако если в качестве точки отсчета при попытке упорядочения наук о человеке будет избрана именно лингвистика, то подобная система, базирующаяся на "принципиальном родстве классифицируемых объектов", встанет на твердую теоретическую основу" (Р. Якобсон. "Лингвистика в ее отношении к другим наукам" - Р. Якобсон. Избранные работы. М. 1985, стр.371). Это мнение все еще удерживает лингвистику в строгих рамках гуманитарных наук, но и оно идет слишком далеко впереди мнения коллективного европейского разума. В среде гуманитарных наук в Европе лингвистика пока, увы, остается падчерицей филологии. Ее все еще относят к наукам подчиненным, маргинальным, прикладным.