Антон Нестеров

Игра о сэре Уолтере Рэли, славном его возвышении 
и трагическом его конце*  

Зрачками глаз моих мир познает себя,

Я – мера лет, мной времени стезя

Речь обретает. Око мира – я.  

 

Метрический перевод сэра Уолтера Рэли из «Метаморфоз» Овидия (IV, 226 – 228), включенный в «Историю мира», писанную им во время заключения в Тауэре в правление короля Якова.  

Конец всего сущего трагичен, но коли предпочтительнее именовать сие комедией, именование это не встретит с моей стороны никоих возражений, покуда согласны мы с замечанием Петрония о том, что всякий живущий в этом мире играет роль на подмостках... 

Иоанн из Солсбери. «De mundana comedia, vel tragedia»

---

Суфийская мудрость гласит: «Для того, чтобы что-либо произошло, нужные люди должны оказаться в нужное время в нужном месте».

Когда в один из зимних дней 1581 г. Уолтер Рэли[1] оказался в Лондоне, все его состояние заключалось в захудалом девонширском поместье и костюме, приобретенном для визита ко двору, примерно равном по стоимости этому поместью. А дальше начинается легенда. Одна из многих.

Рэли спешил во дворец с поручением от своего начальника, лорда Грея, английского наместника в Ирландии, к кому-то из сильных мира сего. Он стоял у Холбейнских ворот, когда из них вышла королева Елизавета в сопровождении испанского посла и принца Анжуйского. Вышла, чтобы остановиться в замешательстве: путь процессии преграждало месиво из подтаявшего снега и грязи. Дальнейшее стоит замедленной съемки. Пышность королевской свиты. Золотая парча королевского платья – Елизавета любила золотистый цвет. Легкая снежная пыль, танцующая в воздухе. Желтоватое месиво дороги. И – алым всполохом – прочерчивающий широкую дугу бархатный плащ, отделанный драгоценностями, брошенный бедным дворянином Рэли под ноги своей королеве[2]. Жест подчеркнуто театральный. Но английский королевский двор того времени воистину был «великим театром». Театром, в котором директором, режиссером и исполнительницей главной роли была королева.

И тем промозглым зимним утром девонширский дворянин оказался ее достойным партнером.

Последнее нуждается в пояснении. Один из исследователей Ренессанса обронил меткое замечание о том, что все Возрождение, истоки которого мы видим в Италии, обязано своим появлением на свет «средневековой концепции всемирной империи»[3]. Обращение к наследию античности было продиктовано стремлением возродить империю в том виде, в каком ее знал век Августа. Более того, эта ностальгия по утраченному величию единой монархии приобретала весьма явственный антикатолический оттенок: именно на Святой Престол многие мыслители, начиная с Данте, возлагали ответственность за то, что некогда цельная империя погрязла в бесчисленных распрях, ибо, стремясь к усилению своей власти, папы не останавливались перед тем, чтобы провоцировать столкновения европейских королевских дворов. В Англии этот комплекс идей, наложившись, с одной стороны, на сформулированное еще Гальфридом Монмутским представление о том, что англичане являются единственными истинными наследниками славы римлян[4], а с другой – на англиканскую доктрину верховной власти короля над государством и церковью, вызвал к жизни концепцию Великой протестантской империи[5]. Восшествие на престол Елизаветы внесло в эту картину эсхатологический оттенок, ибо, казалось, сбывается пророчество Кумской Сивиллы, что «Золотой век Сатурна вернется на землю с явлением девы, которая принесет с собой справедливость»[6]. Источником пророчества являлась в данном случае та самая четвертая эклога Вергилия, в которой видели и предсказание о рождении Христа, что повышало «авторитетность» текста:

Круг последний настал по вещанию пророчицы Кумской,

Сызнова ныне времен зачинается строй величавый,

Дева грядет к нам опять, грядет Сатурново царство.

                                                   (IV, 3 – 6. Пер. С. Шервинского)

Образ Королевы-Девственницы приобретал особый сакральный статус  , а экзальтированное ей поклонение получало высочайшую санкцию...  И расстелив плащ перед Королевой на глазах у испанского посла и принца Анжуйского, сопровождавших Ее Величество, Рэли не только явил свое преклонение перед властительницей и – женщиной. Он продемонстрировал иностранцам самую суть государственной доктрины...

Легенда утверждает, что на следующий день Рэли, столь достойно проявивший себя в мимолетной уличной сценке, был призван Ее Величеством для аудиенции. Что ж, если этой истории не было, ее стоило выдумать.

И все же Рэли фантастически не вписывался в свою эпоху. В нем все было слишком. Слишком благороден, Слишком умен, слишком блестящ. Характерно, что при всей своей симпатии к нему Королева так и не включила его в члены Тайного совета. Туда входили люди поординарнее.

А Рэли – даже для современников он был загадкой. За ним не стояло ни партии, ни влиятельных покровителей. Всю жизнь он действовал в одиночку, на свой страх и риск, преследуя одному ему ведомые цели, и заставляя считаться с собой все европейские дворы. Личный враг короля испанского, личный враг короля английского. Искатель Эльдорадо – и философ, солдат удачи – и первый вельможа королевства, государственный изменник, приговоренный к позорной казни, – и воспитатель наследника престола, фаворит королевы, поэт, мореплаватель, политзаключенный. Самый блестящий, самый талантливый и самый ненавидимый человек в Англии.

Девиз на гербе Рэли гласил:  «Amore et Virtute» – «Любовью и доблестью»[7]. Верность ему он пронес через всю жизнь. Все его начинания были отмечены талантом, блеском, удачливостью – и все они странным образом оборачивались в итоге прахом. Его экспедиции в Новый Свет навсегда оставили отметину на карте континента – именно Рэли обязана своим названием Вирджиния, «земля Королевы-Девственницы». Он основал первую английскую колонию в Америке, но, вернувшись через двадцать лет в те же места, с горечью обнаружил, что колонисты исчезли. Его считали одним из лучших английских поэтов, ему следовал в «Сонетах» сам Шекспир – но от всего поэтического корпуса Рэли сохранилось едва ли полсотни стихотворений. И то дошли они до нас лишь потому, что были опуб­ликованы в качестве текстов мадригалов в популярных нотных сборниках[8]. Прочие же, написанные конкретным адресатам, были поспешно уничтожены после ареста Рэли в 1603 г. Его «История мира» , благодаря которой о Рэли говорят как о серьезном мыслителе, осталась незаконченной. На закате жизни он мечтал воспитать для Англии идеального государя, и наследник престола, принц Генри, навещавший его в Тауэре, где Рэли в течение 13 лет ожидал исполнения отсроченного смертного приговора за «государственную измену», которой не совершал, внимал каждому его слову. Но – принц умер в юности, и мечте Рэли не суждено было сбыться.

Есть какая-то инфернальная насмешка в том, что лишь одно из деяний Рэли пережило его: он ввел в Европе моду курить табак. Мода привилась и разрослась. И, может статься, каждый из нас, нетерпеливой рукой срывающий утром полосочку целлофана с запечатанной пачки сигарет или со вкусом набивающий любимую трубку, – его должник. Хотя бы в этом.

Нет, вряд ли Рэли был «нужным человеком в нужное время на нужном месте». Он был чуть больше – и чуть меньше этого. Он был человеком, как никто иной, одержимым жаждой жизни. Как никто, одаренным талантами. И, может быть, как никто, растратившим данное ему от Бога не для славы, не для вечности, а ради самой жизни.

Род Рэли не был ни богат, ни знаменит, – однако они вели свое происхождение от Клэра Д'Амери, одного из потомков Генриха I Плантагенета – в жилах их текла та же кровь, что и у английских и французских королей. Уолтер Рэли родился в 1552 г. Какое-то время он учился в Ориел-колледж в Оксфорде. Не известно, окончил ли он полный курс университета, зато известно, что ему пришлось занимать у кого-то из однокашников деньги, чтобы приобрести себе студенческую мантию – запись о том сохранилась в университетских архивах[9]. Как бы то ни было, в октябре 1569 г. теоретическим богословским диспутам Рэли предпочел защиту веры со шпагой в руках, отправившись во Францию в составе отряда английских дворян-добровольцев, откомандированных Королевой на помощь гугенотам.

Еще несколько лет спустя мы находим Рэли в чине капитана английской армии в Ирландии. Блистательной ка­рьерой назвать это трудно, однако уже в ту пору о храбрости и удачливости Рэли начали говорить с восхищением.

Однажды лорд Ормонд, английский наместник в покоренной стране, послал Рэли, которого крайне недолюбливал, арестовать и доставить в Корк лорда Роша, подозреваемо­го в заговоре и подготовке восстания против Королевы. Родовой вотчиной Роша был город Белли с хорошо укрепленным замком. Туда и предлагалось отправиться Рэли – с небольшим отрядом солдат в качестве эскорта. При этом в Белли был гарнизон: около пятисот человек, верных лорду Рошу. Лорд Ормонд вовсе не рассчитывал на успех миссии – скорее, таким образом он хотел избавиться от неугодного ему подчиненного, поручив тому голыми руками скрутить льва в его логове и доставить ко двору. Но подобный исход вовсе не устраивал Рэли. Резонно решив, что если он всту­пит в город на рассвете, то ни о чем не подозревающие горожане вряд ли успеют взяться за оружие, Рэли с отрядом в 80 человек прибывает в Белли ранним утром. Его люди, рас­ставленные в нужных местах, блокируют всякое возможное сопротивление, и тогда Рэли просит доступа в замок. Что ж, его готовы впустить – при условии, что с ним будет не более двух человек. Шесть, настаивает Рэли, почетный эскорт из дворян. Их пускают: в замке сильный гарнизон, лорд Рош полагается на свою охрану. «Не желают ли гости осмотреть замок?» Этакая любезно-высокомерная демонстрация силы. Скрытая угроза. Эти англичане на чужой территории, жизни их целиком в руках Роша. Рэли охотно соглашается. Начинается своеобразная экскурсия. В конце которой люди Рэли как бы случайно попадают в сторожевую башню, контролирующую вход и выход из замка. И тут лорд Рош понимает, что – ловушка захлопнулась. Однако у него хватает выдержки любезно пригласить Рэли к обеду. При этом о цели приезда Рэли не было сказано ни слова: обоим участникам драмы и так все понятно. Роскошная трапеза в главной зале замка. Война нервов, скрытая под изящной оболочкой светской беседы. В конце обеда Рэли объявляет о своей миссии: привезти лорда Роша в Корк. Добровольно или силой. На последних словах – небольшой нажим. И – светская улыбка. Рош покоряется. Собственно говоря, еще не все потеряно: о прибытии отряда Рэли в его земли уже всем известно. И ирландцы наверняка позаботятся о том, чтобы где-нибудь на обратном пути этот отряд угодил в засаду. Но Рэли трогается в путь ночью, которая выдалась на редкость ненастной. Да, на его отряд идет настоящая охота. Но – в горах множество тропок. И не видно ни зги. Попробуйте найти черную кошку в темной комнате. К утру Рэли прибывает в Корк. Потери? Один солдат сломал ногу. Одна лошадь пала. Лорд Рош с супругой доставлены и готовы дать лорду-наместнику соответствующие объяснения[10].

Лорд Ормонд вскоре был отозван из Ирландии, а его пост занял лорд Грей.  Рэли играл при нем что-то вроде роли адъютанта. Рэли постепенно входит в курс всех дел провинции и начинает понимать, что умиротворение в непокорной Ирландии возможно, если опираться при этом не на английские войска, а на предводителей небольших кланов, которые предпочтут служить далекой Королеве, а не местной знати, куда более жестокой и нетерпимой.

Именно этот план он и излагает Елизавете в ходе той первой аудиенции, последовавшей после сцены у Холбейнских ворот. Королева видит перед собой блестящего молодого человека благородной крови: за ним не стоит никакая придворная клика, а лишь его таланты, опыт нескольких боевых кампаний, бесстрашие. Его будущее всецело в ее власти. Ей это определенно нравится. Рэли предлагается выступить с его планами касательно Ирлан­дии на заседании Тайного совета, где основным оппо­нентом Рэли оказывается лорд Грей. Разгорается ожесточенный спор – и Рэли выходит из него победителем[11]. Он получает назначение на должность командира особого отряда, отправляемого в Ирландию. Дарование должности сопровождается личным советом Ее Величества подыскать себе подходящего заместителя – что в ту пору практиковалось весьма часто – и остаться при дворе.

Блестящий своевольный ум в соединении с талантом облекать свои мнения в формулы столь яркие, что собеседник терялся и не мог возразить (недаром в зрелые годы Рэли получил в среде придворных прозвище Старый Лис), готовность самозабвенно служить Королеве – и служить столь платонически, сколь она этого хочет, сонм обуревающих его проектов, касающихся обустройства и процветания империи, – все это делало Рэли в глазах Елизаветы желанным и привлекательным собеседником. В отличие от иных фаворитов: Лейстера, Хэттона, Эссекса – он стремился тешить не ее женское тщеславие, а ее рассудок. Королеве нравилось ступать по фантастическому ковру его парадоксов и «концептов»[12]. За это странное удовольствие она готова была благодарить его роскошными нарядами – в память того плаща – и винными откупами, оловянными монополиями, придворными должностями. Вскорости Рэли становится капитаном личной гвардии Королевы, адмиралом Девона и Корнуолла. Его доходы заставляют говорить о нем как о самом богатом человеке в Англии, его костюмы, расшитые драгоценными камнями, стоят целые состояния...

Но странное применение находит он своему богатству. Львиную его долю Рэли тратит на организацию морских экспедиций. Испанские и португальские суда, груженные золотом инков и майя, шкурами экзотических животных, ценными породами дерева, диковинными самоцветами, бороздят воды Атлантики – а прочие европейские страны вынуждены с завистью взирать на это. Им дали ясно понять, что доступ на американский континент – источник всех этих богатств – для них закрыт[13]. Сэра Уолтера Рэли такое положение дел не устраивает. Не устраивает это и еще одного человека в Англии —доктора Ди[14] (см. рис. 29), обладающего весьма большим влиянием на королеву[15]. Интерпретируя наблюдающееся на небе в апреле 1583 г. соединение Сатурна и Юпитера в Рыбах, сопровождаемое явлением кометы, Ди утверждал, что с этого момента царствование Елизаветы станет началом великой славы Англии, ибо соединение этих планет (в иных знаках) падало прежде на рождение Христа и восшествие на престол Карла Великого. Учитывая, что знак Рыб соответствует стихии воды, он видел эту великую славу добытой на море[16]. Астролог, картограф и математик, Ди загодя начал подготавливать королеву к идее владычества на морях. В начале 70-х годов XVI в. он предпринимает ряд поездок по Европе, встречаясь со знаменитейшими картографами и астрономами, и возвращается на родину с огромной коллекцией карт и навигационных инструментов, обозреть которую приглашает Королеву и двор. А в 1577 г. публикует «Всеобщее и подробнейшее изложение  совершенного искусства навигации» (см. рис. 30), где навигационные таблицы соседствуют с подробными планами морской экспансии Англии, призванными послужить к «вящей славе Ее Величества Государыни нашей Императрицы Елизаветы»[17]. Общность интересов на непродолжительное время объединяет двух столь разных людей, как Ди и Рэли. «Мортлейкский колдун», как прозвали Ди современники, снабжает сэра Уолтера лучшими картами, рекомендует ему найти хорошего астронома, дабы прокладывать курс  – им окажется математик Томас Хэрриот, верой и правдой служивший Рэли вплоть до его трагического конца – он был среди немногих друзей, проведших последние часы с Рэли накануне казни...

В 1583 г. из Плимута к Ньюфаундленду отправляется флотилия из пяти судов, самое крупное из которых – барк «Рэли» — построено на средства сэра Уолтера. Командует флотилией сводный брат Рэли – Хамфри Гил­берт. Часть денег, пошедших на организацию экспедиции, предоставила королева. Но неблагоприятное стечение обстоятельств и плохое командование – у сэра Гилберта была репутация дурного и неудачливого капитана – обращают начинание во прах. Барк «Рэли» вскорости поворачивает обратно и возвращается в родную гавань. Прочие же суда попадают в жестокий шторм, и в нем навсегда исчезает флагманское судно вместе с капитаном и командой...

И все же Рэли не останавливается. Идея колонизации Америки не дает ему покоя. При дворе шутят, что у фаворита Королевы чрезвычайно расточительное хобби – основывать заморские поселения. Практичный Фрэнсис Бэкон в одном из трактатов витиевато рассуждает о том, сколь опрометчиво ждать доходов от поместий за океаном... Рэли шлет суда в море (см. рис. 32). В 1585 г. отправляется экспедиция сэра Уолтера Гренвилла – основные средства вложены Рэли. Экспедиция везет с собой колонистов. Закрепиться на американском континенте, заручиться поддержкой индейцев – и шаг за шагом вытеснить с него ненавистных испанцев вполне реально ... Переселенцы высаживаются на острове Роанок. Строят форт, начинают возделывать землю. По возвращении экспедиции Томас Хэрриот публикует «Краткое и истинное донесение о вновь открытой земле Вирджинии» (1588): Рэли хочет привлечь внимание публики – и Королевы – к своим далеко идущим проектам. Что ж, «Донесе­ние...» почти сразу же переводится на латынь, французский и немецкий; украшенный гравюрами текст переиздается раз за разом на протяжении двух с лишним веков. Ирония в том, что сама колония не просуществовала и двадцати лет. Рэли посетил Роанок во время своей последней экспедиции в 1617 г. Он обнаружил нетронутый форт, неразоренное поселение – и ни одного человека в нем. Загадка Роанока до сих пор волнует историков, но до нашего века дожили необычного вида голубоглазые индейцы, населяющие этот район[19].

Перелом в судьбе Рэли наступает в 1592 г. Фаворит Ее Величества совершает шаг, любому другому представившийся бы истинным безрассудством: сочетается тайным браком с Елизаветой... Трогмортон, фрейлиной королевы. Своего рода двойное оскорбление для ее царственной тезки. Королева, узнав о том, что ее фрейлина на сносях, а отец этого ребенка – не кто иной, как ее верный и преданный слуга Уолтер Рэли, к этому моменту только что предусмотрительно отплывший в экспедицию к побережью Америки, – посылает вдогонку корабль с тем, чтобы вернуть сэра Рэли. Для разбирательства. Рэли возвращается. Его ждет камера в Тауэре. Он достаточно ясно представляет свое положение: фавориты королевы, осмелившиеся нарушить ее волю, кончали дни в нищете и отчаянье. Однако в данном случае королева медлит с решением. Королеве под 60. На ее глазах сменилось два поколения придворных. Ушел из жизни Лейстер. Лорд Уолсингам. Хэттон. Из тех, кого она издавна привыкла видеть рядом, остались лишь Эссекс и Роберт Сесил. Враги, между которыми нужен какой-то буфер. То есть – Уолтер Рэли. Королева ждет. Рэли пишет ей из Тауэра страстные послания в стихах, пытаясь оправдаться (впечатление от этих писем: словно актер перепутал роли) – но Королеве не нужны оправдания...[20]

И тут судьба вновь одаряет Рэли своей милостью. Его флотилия захватывает испанское судно, «Матерь Божия», плывущее с грузом, стоимость которого была поистине фантастична. На борту корабля находилось «537 тонн[21] специй, 8500 центнеров[22] перца, 900 центнеров гвоздики, 700 центнеров корицы, 500 центнеров ванили, 59 центнеров лепестков мускатного дерева, 59 центнеров мускатного ореха, 50 центнеров смолы бензойного дерева, 15 тонн черного дерева, два больших распятия и иные ювелирные изделия, инкрустированные бриллиантами, а также шкатулки с мускусом, жемчугом, янтарем, набивные ткани, шелка, слоновая кость, ковры, серебро и золото»[23]. Достаточно сказать, что после распродажи этих трофеев в Англии на несколько лет упали цены на шелка и специи[24].

«Матерь Божия» доставляется в Дартсмут. И тут выясняется, что судовая документация с описью груза «погибла» в бою, а английские моряки изрядно «пощипали» захваченные трофеи. Более того, судно пришло в порт накануне ярмарки святого Валентина – и тем самым остатки сокровищ (доля которых должна поступить, как положено в таких случаях, в государственную казну!) уйдут за бесценок со сходен, распроданные лихими победителями. Государственный казначей срочно посылает в Дартсмут своего племянника, дабы воспрепятствовать «грабежу собственности, принадлежащей короне». Молодой человек рапортует, что в результате его расследований установлено: королевская доля не превышает 10 000 фунтов – то есть занижена примерно вдвое. В Дартсмут отправляется Роберт Сесил. Но – ему «не под силу справится с этими головорезами». Единственный, кто способен их урезонить – сэр Уолтер Рэли, ибо это его люди. Сэра Уолтера выпускают из Тауэра. Он проводите Дартсмуте около трех недель. Расхищенное возвращено на место: и доля короны, по подсчетам сэра Рэли... составляет 80 000 фунтов: «Не будет ли Королева так любезна принять это скромное подношение искреннейшего слуги Их Величества...». Ибо сэр Рэли прекрасно понимает намеки. И рад выкупить свою свободу. Тем более, что ему это ничего не стоит. То есть не стоит поместий, монополий, земель. «Легко пришло – легко ушло». И сэр Уолтер может быть свободен: ему лишь запрещено появляться ко двору...

Возможно, обретя столь странным образом независимость от Королевы, Рэли почувствовал облегчение. Однако к нему примешивалась досада, которую он не мог скрыть:

Прощание с двором

 

Так наважденья сна сереют утром: радость

Повыдохлась. Фавора дни прошли.

Забавы утомили. Оказалась

Злым мороком любовь. И мне теперь брести

 

Долиной скорби. Разум, как свеча,

Еще чадит. Игралище судьбы,

Гляжу я вслед волне, что унесла

Все, кроме горечи. И все мои мольбы

 

Теперь о смерти. Путь утратив правый,

Бреду, оставив за спиной весну.

Мне лета не обресть. Подлунной славой

Не дорожу давно. И все-таки, прошу:

 

Пусть будет скорбь вожатым и оградой,

Сквозь холод старости ведя к иным отрадам.

                                    (Farewell to the Court. Пер. А. Нестерова)

Досада требовала выхода в действии. В 1595 г. Рэли отправляется в экспедицию в Гвиану. По возвращении он окрылен планами колонизации этой страны. Демон­страция вывезенных им из Гвианы диковинок, устроен­ная при дворе друзьями, едва ли не на месяц дает светс­кому Лондону тему для пересудов. Основная тема коих... а ездил ли сам сэр Уолтер в эту экспедицию? Пытаясь заручиться поддержкой королевы и света и обелить свое имя от этих наветов, Рэли публикует памфлет «Открытие Гвианской империи»; памфлет пользуется успехом, его охотно раскупают, но никто почему-то не спешит вкладывать деньги в освоение заморской страны. В 1596 г. Рэли принимает участие в осаде и штурме Кадикса. «Действия сэра Уолтера Рэли, – пишет один из современников, вспоминая об этой операции, – столь были достойны всяческого восхваления, что даже те, кто преж­де слыли его недоброжелателями, воздали ему должное, ибо совершенное им на море превзойти невозможно»[25]. Сам Рэли утверждал, что если Кадикская операция и принесла ему что-нибудь, то разве что хромоту – результат ранения. 1597 г. отмечен неудачной экспедицией к Азорским островам под водительством Эссекса – той самой, коей мы обязаны появлением двух самых знаменитых донновских стихотворений: «Шторм» и «Штиль».

Вскоре Рэли разрешено вернуться ко двору. Он нужен стареющей королеве – хотя бы как напоминание о былых днях ее славы и величия. Елизаветинская эпоха идет к закату. В 1601 г. складывает голову на плахе Эссекс – фактически последний из плеяды блестящих фаворитов... На передний план выдвигаются совсем иные люди: молчаливый, расчетливый Бэкон, мастер интриги Ральф Уиндвуд...

В1603 г. Королева умирает. На престол восходит Яков I Стюарт – неравнодушный к юношам блюститель нравственности, любитель богословских споров и охотник за ведьмами, писавший трактаты по демонологии[26]. Вот уж на чье благосклонное внимание мог менее всего рассчитывать человек типа Рэли! Говорят, что когда королю впервые доложили о том, что бывший фаворит Елизаветы просит у него аудиенции, Иаков мрачно поморщился: «Уолтер Рали… И чего ради, друг мой?»[27]. Среди прочих причин неприязни ново­го властителя к стареющему вельможе следует упомянуть и тот простой факт, что Яков не выносил табачного дыма... Вскорости король лишает Рэли доходов от монополий, особняка, когда-то предоставленного королевой во владение своему слуге, но формально оставшегося собственностью короны... Состояние сэра Уолтера тает, влияние сходит на нет, при дворе его сторонятся, как прокаженного. Но Рэли, в каком-то странном ослеплении, не хочет замечать очевидного... В июле 1603 г. он подает королю «Записку касательно войны с Испанией и защиты Нидерландов», предлагая лично возглавить экспедиционный корпус в составе 2000 человек, – будто не ведая того, что король, наоборот, вынашивает планы о заключении мира с испанцами! Для нового царствования Рэли подобен занозе. К этому стоит добавить, что шотландец Яков Стюарт чувствовал себя весьма неуютно на английском престоле: ему до самого конца царствования не простили того, что он сел на трон вопреки закону, принятому еще Эдуардом III: английский король должен быть рожден на территории Англии[28]. Рэли же самим фактом своего существования напоминал о покойной Королеве и династии Тюдоров...

Так что арест одного из близких друзей Рэли, лорда Кобхэма, по обвинению в государственной измене пришелся королю как нельзя более кстати. Кобхэму вменялась в вину попытка получить у испанцев деньги на поддержку действий английских «католических бунтовщиков», намеревавшихся якобы убить королям возвести на трон леди Арабеллу Стюарт. Утверждалось, что Кобхэм вел переговоры с испанцем графом Армбергом и даже получал от него деньги. В показаниях несчастного лорда всплыло имя Рэли.

И вот 21 сентября Рэли предъявляется обвинение в том, что «он участвовал в заговоре с тем, чтобы низложить короля, поднять мятеж в королевстве, изменить религию, ввести владычество Римской церкви и позволить вражеским армиям вторгнуться на территорию королевства. Лорд же Кобхэм встречался с Уолтером Рэли в его доме в Дарэме, в приходе святого Мартина, и они обсуждали, как возвести на трон Арабеллу Стюарт...»[29].

Суд, устроенный в ноябре, напоминал фарс. Единственное свидетельство против Рэли – показания Кобхэма. Рэли требует очной ставки со свидетелем. Ему отказывают. Рэли напоминает, что в английском праве существует положение, согласно которому обвиняемый не может быть признан виновным, покуда не представлены показания двух лиц против него. Судья отклоняет его протест под тем предлогом, что данное положение относится исключительно к гражданскому праву, в деле же о государственной измене «достаточно доказательств, представленных в виде письменных показаний свидетеля или же полученных из опросов такового в зале суда». Любые аргументы Рэли отклоняются, обвинительная речь прокурора полна выпадов, граничащих с оскорблением… Один из судей, присутствовавших на процессе, сэр Френсис Годи, на смертном одре утверждал, что «никогда прежде английская юстиция не попиралась столь грубо и беззастенчиво, как в ходе осуждения Уолтера Рэли»[30]. Сохранилось свидетельство, что после того, как Рэли вывели из зала суда, часть присяжных, на которых произвели глубочайшее впечатление манера его поведения и достоинство, с которым он защищался, опустилась на колени и просили о помиловании для этого человека[31]. Но помилование не входило в планы Иакова. Приговор, вынесенный Рэли, гласил: «Ибо вы были признаны виновным в совершении предательства, то и далее, до самого дня казни, будете содержаться под стражей в том же месте, откуда доставили вас в зал суда; вдень казни вы будете провезены по улицам на телеге к месту исполнения приговора, где будете подвешены и расчленены заживо, тело ваше будет рассечено, вырвут из него сердце и внутренности, так же как ваши половые органы будут  отсечены и брошены в огонь на ваших глазах; затем будет отсечена ваша голова и тело будет расчленено на четыре части, кои выставят на обозрение толпы, коли на то будет воля короля; и да смилуется над вашей душой Господь»[32].

Традиционная символическая казнь предателя: отвергнутый небом и землей, он должен быть подвешен между ними; его сердце и внутренности извлекаются и бросаются в огонь, ибо в их сокровенной глубине он выносил свои низкие намерения; он кастрируется, дабы после него не осталось на земле семени; голова его отсекается, ибо разум направлял его поступки; и наконец, тело – не предается погребению, но, расчлененное и выставленное на потеху толпе, становится пищей для ворон (см. рис. 33). Все это ждало Уолтера Рэли 13 декабря 1603 г. Накануне казни он пишет письмо жене:

 «Получив эти последние написанные мной строки, дорогая жена, ты обнаружишь, что последние мои слова обращены к тебе. С ними я посылаю тебе мою любовь – она пребудет и тогда, когда я умру; в них же ты найдешь май совет – да останется он в твоей памяти, когда меня уже не будет. Я не хочу, чтобы мое завещание обернулось для тебя грузом скорбей, дорогая Бесс. Пусть скорби сойдут вместе со мной в могилу и да упокоятся они во прахе. Ты же, зная, что на все Господня воля, и в этой жизни нам уже не свидеться с тобой, прими мою гибель смиренно и кротко...

Я отдаю тебе всю благодарность, которую может вместить сердце или выразить перо, – благодарность за тяготы и заботы, что ты взвалила ради меня на свои плечи, – и пусть все обернулось не так, как ты желала, мой долг перед тобой вовсе не стал меньше; но мне никогда не выплатить его в этом мире...

Не забывай твоего несчастного сына – ради его отца, опекавшего и любившего тебя в иные, счастливые времена... И знай, дорогая жена; твой сын – сын настоящего мужчины; даже в нынешних моих обстоятельствах я с презрением думаю о Смерти, в каком бы жалком и отталкивающем обличье она ни предстала.

Я не могу писать долго. Лишь небесам ведомо, каких трудов стоило мне урвать эти мгновения, покуда тюремщики все спят; но время отвратить помыслы от этого мира. Выпроси мое мертвое тело, в котором тебе столь часто было отказано при жизни, и погреби его либо в Шерборне, если наш род сохранит поместье, либо в Эксайтерской церкви, подле праха моих отца и матери. Больше я не могу писать. Время и Смерть призывают меня»[33].

 Однако Смерть замедлила явиться. Вернее, она тринадцать лет топталась под дверью той тюремной камеры.

В день казни Рэли должен был всходить на эшафот последним. Из окна своей камеры в Тауэре он видел, как лорд Кобхэм и другие поднялись на эшафот. Простились с друзьями. Отпустили грех палачу. И тут, в последний момент, из толпы явился королевский гонец с помилованием. Для всех, кроме сэра Уолтера Рэли. Для него казнь была отложена.

Тринадцать лет провел Рэли в Тауэре. Занимаясь алхимическими опытами и философскими изысканиями. Сочиняя стихи; общаясь с друзьями; встречаясь с женой (в Тауэре он зачал второго сына) – в ожидании смерти.

Он становится чем-то вроде достопримечательности – этот мертвый, с точки зрения закона, стареющий философ, овеянный славой былого царствования. Как-то в камеру к нему заглядывают королева Анна и наследник престола, принц Генри: движимые скорее любопытством, нежели иным каким чувством. Однако после того визита принц становится частым гостем Уолтера Рэли. Это для него «последний елизаветинец» начинает писать свою «Историю мира». Возможно, Рэли видел себя чем-то вроде Аристотеля при Александре. А принц – принц платил ему искренним восхищением. Чего стоит лишь одна фраза, оброненная наследником престола: «Только мой отец может держать такую птицу в клетке»[34]. Но – принц умер в юности. Странным образом это произошло после торжественного обеда, данного в честь бракосочетания его сестры. Официальный диагноз гласил «лихорадка». «История мира» осталась незаконченной – адресата, для которого она писалась, более не было в живых...

И Рэли решается на последний, отчаянный шаг. Он соблазняет короля золотом. Легендой об Эльдорадо. Только в отличие от мифического золотого города Кортеса, Эль­дорадо Рэли вполне реально. И название ему — Гвиана. Там есть богатейшие золотые рудники. Рэли знает их местоположение. Возможно, ему вспомнилось, что один раз он уже вышел из Тауэра, обменяв свободу на золото.

Король разрешает Рэли организовать экспедицию. Рэли продает земли, влезает в долги – и оснащает небольшую флотилию. Флагманское судно – «Destiny» (что означает «судьба, жребий, рок») построено по его собственным чертежам... В марте 1617 г. Рэли освобождают из Тауэра, и флотилия покидает Лондон. При этом адмиралу Уолтеру Рэли запрещено вступать в какие-либо стычки с испанцами...

Золота в Гвиане не оказалось. Зато оказался испанский гарнизон, спровоцировавший стычку, в ходе которой погиб старший сын Рэли. 

«Я затягивал с письмом, ибо не мог найти слов утешения, – обращается Рэли к жене, сообщая ей горькую новость. – Видит Бог, до этого я не знал, что же такое скорбь... Я скорблю за нас обоих, Но моя скорбь меньше, ибо мне недолго скорбеть, так как недолго осталось жить... Рассудок мой сломлен, писать – мучительно... Уверен, что на долю последнего раба на галерах выпало меньше болей и горечей, чем досталось мне в этом путешествии...»[35]

Рэли знает, что теперь отложенный приговор вступит в силу, едва он сойдет на берег Англии. Французские друзья предлагают ему «политическое убежище». Но Рэли отклоняет предложение. Скрыться за границей – в глазах врагов это будет косвенным признанием вины, подтверждением правомерности старого приговора. Он не хочет, чтобы на его род легло пятно. «Amore et Virtute». Он возвращается на родину, чтобы взойти на эшафот[36].

В ночь накануне казни он писал стихи. Собственную эпитафию. Началом для которой взял последнюю строфу любовного стихотворения, когда-то посвященного им будущей жене, Елизавете Трогмортон. Последний елизаветинец, перекраивая старый мадригал в надгробную ламентацию, Рэли лишь присягал на верность полноте жизни, безоглядно брошенной на весы Фортуны:

Время, расчетливый ростовщик,

Юность нашу берет в оборот,

Нашу радость, наш восторг и порыв,

Зная заранее, что вернет

Прахом и тьмою могилы долг,

Смертной чертой подведя итог.

Но покуда я Твой доверитель, Господь,

Знаю: встретятся вновь дух и плоть.

                                      (Пер. А. Нестерова)

Во время казни он просил палача не завязывать ему глаза...

---

[1] Собственно говоря, правильнее было бы Уолтер Роли – имен­но так произносится Walter Raleigh, но уже сложился опреде­ленный узус, которому мы и следуем. В огласовке «Рэли» сэр Уолтер фигурирует в антологии: Английский сонет XVI – XIX веков. М., 1990; эту же огласовку избрал и Ю. Здоровов, пере­ведший на русский роман о последнем плаванье Рэли в Гвиа­ну: Най Роберт. Плаванье «Судьбы». М, 1986. Так что нам ос­тается придерживаться уже существующей традиции.

[2] Впервые эта легенда всплывает в: Fuller Thomas. History of the Worthies of England . London , 1662: «Названный капитан Рэли прибыл из Ирландии <...> и случилось, что присутствовал он при выходе королевы из дворца, та же замешкалась, не реша­ясь ступить в уличную грязь. И Рэли сорвал и бросил на землю новый бархатный плащ, так что королева прошла по нему; позже она отблагодарила его множеством костюмов за столь самоотверженную и своевременную услугу, ибо поистине было чудесно выстелить ей путь плащом». Цит. по: Winton John. Sir Walter Ralegh. London , 1975. P. 36.

[3] Burdach K. Dante und das Problem der Renaissance//Deutsche Rundschau. № 50. Berlin , 1924. S. 262.

[4] B его «Истории...» генеалогия британских королей просле­живалась от легендарного Брута, прародителем которого был сам Эней. См.: Гальфрид Монмутский. История брит­тов. Жизнь Мерлина. М., 1984. С. 6 – 7.

[5] Yates F. A.  The Occult Philosophy in the Elizabethan Age. London , 1979. P. 84-85.

[6] Отсюда кстати, легко понять, почему Спенсера с его «Королевой фей», написанной во славу Елизаветы, современ­ники превозносили как «нового Вергилия».

[7] Этот девиз начертан и на портрете Рэли, написанном в 1588 г., в момент его наибольшего влияния при дворе (см. рис. 4).

[8] Среди них следует назвать в первую очередь: Byrd William. Psalmes, Sonnets and Songs; Orlando Gibbons. The First Set of Madrigal and Mottets (1612). Около 20 стихотворений, подписанных инициалами W.R., вошло в сборник «Phoenix next», однако далеко не очевидно, что авторство всех их при­надлежит Рэли. Известно, что поэма «Океан к Цинтии», по­священная Елизавете, насчитывала 22 песни – до нас же в более или менее цельном виде дошла «Песнь XI» и около 50 строк разрозненных фрагментов.

[9] Latham A. M. C. Introduction/ The poems by Sir Walter Raleigh. Cambridge , 1951. P. XV.

[10] Winton J. Sir Walter Ralegh. London , 1975. P. 32.

[11] Этот эпизод излагается у многих историков-современни­ков Рэли, однако нынешние исследователи считают его лишь одной из легенд, сложившихся вокруг этого человека.

[12] Так в ту эпоху называли развернутую метафору, сближаю­щую вещи, между собой несходные

[13] Quinn D. B. Raleigh and the British Empire . N.Y., 1962. P. 25.

[14] Русскоязычному читателю Джон Ди может быть известен по роману Г. Майринка «Ангел западного окна» и многочисленным упоминаниям в «Маятнике Фуко» Умберто Эко, однако реальный прототип весьма сильно отличался от «ка­нонизированного» литературой образа «тайнознатца».

[15] См.: Seymour I. The political magic of John Dee//History Today, Jan. 1989. P. 29-35; Sherman W. H. John Dee: the politics of history in the English renaissance. Massachusetts , 1995

[16] Заметим, что победа над Великой Армадой вполне подтвердила предсказание Джона Ди. С этим же соединением планет было связано и ожидание нового Великого потопа, охватив­шее Европу в конце XVI в. (За помощь в интерпретации пророчества Ди мы благодарим Никиту Скородума, СПб.)

[17] Yates F. A. Astraea. The Imperial Theme in Sixteenth Century. Harmondsworth, 1977. P. 48.

[18] Lacey R. Sir Walter Raleigh. London , 1973. P. 59; Bradbrook M.C. The school of night. N.Y., 1965. P. 9 – 11, 53 – 73.

[19] Более того, ряд исследователей настаивает на том, что в диалекте этого индейского племени – сами индейцы называют себя кроутанами – сохранились реликты английского языка времен елизаветинской эпохи. См.: Lacey R. Sir Walter Ralegh. London , 1973. P. 156 – 157 – со ссылкой на: Lefrank. La Date du Mariage de Sir Walter Ralegh// Etudes Anglaises, IX. 1956, P. 193 – 211.

[20] Подробнее о поведении Рэли во время первого заключе­ния в Тауэре см: Greenblatt Stephen. Sir Walter Ralegh. The Renaissance Man and His Roles. London , 1973. P. 22 – 35.

[21] Короткая тонна, равная 907,2 кг.

[22] Речь идет об английских центнерах, равных 112 фунтам, или 50,8 кг.

[23] Andrews К. Elizabethan Privateering. N.Y., 1964. P. 115.

[24] Winton J. Sir Walter Ralegh. London , 1975. P. 128.

[25] Цит. по: Latham A. M. C. Introduction//The poems by Sir Walter Raleigh. Cambridge , 1951. P. XVIII.

[26] В воспоминаниях одного из вельмож дана следующая, весьма яркая характеристика короля Иакова: «В нем, воис­тину, уживались два разных человека: мудрый, начитанный ученый муж, когда речь шла о писаниях, споре иди витиеватых рассуждениях, и нервный, пускающий пузыри идиот, когда дело доходило до действия». Цит. по: Parker D. John Donne and his world. London , 1975. P. 65.

[27] В оригинале фраза, приписываемая Якову, звучала следующим образом: «Ralegh. On my soul, mon, I have heard rawly of you».

[28] Garret G. The Death of the Fox. N.Y., 1971. P. 34.

[29] Ibid. P. 249.

[30] Ibid. P. 263.

[31] Ibid. P. 263.

[32] Ibid. P. 262.

[33] Цит. по: Latham A. M. C. Introduction /The poems by Sir Walter Raleigh. Cambridge , 1951. P. XIX – XX.

[34] Ibid. P. XXI.

[35] Ibid. P. XXII.

[36] Правда, он удостоился «королевского помилования»: четвертование было заменено обезглавливанием – казнью благородной.