ВИКТОР ЛАНЧИКОВ

ГАРРИ ПОТТЕР И УШАТ ГРЯЗИ

Покажите вы русскому школьнику карту звёздного 
неба, о которой он до тех пор не имел никакого понятия, 
и он завтра же возвратит вам эту карту исправленною.”

Теодор Достоевский

 

 

Итак, волна народного гнева доплеснулась и до меня. Похоже, некоторые читатели поняли фразу “Бейте, а также топчите меня ногами” чуть ли не буквально. Тут тебе и обвинения в безнравственности, в ангажированности, и вековечные доводы из серии “Сам дурак” в риторических кружавчиках (“человек, непринужденно записывающий всех несогласных с его точкой зрения в продажные шкуры "с литературным багажом Микки Мауса", сам по меньшей мере не очень привлекательно выглядит”).

Даже как-то неловко за некогда “самый читающий”. Ну можно ли до такой степени разучиться читать? Просматриваю свою статью и недоумеваю: да где они это нашли? Спора нет, “высказывать своё мнение о том, чего не читал, безнравственно”. Именно поэтому я своего мнения о росмэновском переводе и не высказывал. Я его, мнения этого, просто не имею. Единственная фраза, содержащая оценку – оценку языка перевода – содержит и оговорку: “если судить по приведённым примерам”. И под этим я готов подписаться, как бы ни морщили нос невзлюбившие этот перевод. Подпишусь и под своим утверждением о коммерческой подоплёке народного гнева. Только вот делать из этого вывод, будто я записываю всех несогласных в “продажные шкуры”, это… как бы это помягче? Воспользуюсь удачным выражением Владимира Соловьёва: проявление крайней умственной беспечности. Кто станет утверждать, будто “активистами” блаженной памяти компании “МММ” были исключительно те, кто находился у неё на содержании? При том, что сама-то компания ведала, что творила.

Благодарю за советы всё-таки прочитать “Гарри Поттера”. Как-нибудь прочту. “Как-нибудь” – потому что пока вижу в своём образовании некоторые более существенные пробелы, чем незнакомство с романами Ролинг. Всему своё время.

Должен признаться, что у таких запоздалых знакомств есть один недостаток. Когда в бестселлерах числились “Дети Арбата”, у меня до них тоже всё руки не доходили. А когда я за них взялся – лет через семь после их успеха – знакомые фыркали: “Такое старьё читать”. Вот и громкие романы В. Доценко о похождениях Бешеного в пору их успеха всё недосуг было прочесть. А какой был успех! Журналистка одного многотиражного издания (пальцами показывать не будем) даже объявила этого автора “открытием ХХ века”. Трудно сказать, что стояло за этим заявлением: отчаянная смелость или столь же отчаянный страх показаться недостаточно “продвинутой”… “Где же они, в какой новой богине ищут теперь идеалов своих?” Как ей сейчас, сердешной, не очень стыдно? И с каким, интересно, чувством будет кое-кто лет через семь перечитывать свои глубокомысленные эссе о “философии Гарри Поттера”? Ужас до чего скоропортящийся продукт эти шумные бестселлеры!

Впрочем, у несвоевременных знакомств есть и свои преимущества. Посмел бы я в то время, когда поклонники наперебой превозносили “Детей Арбата”, заикнуться, что книга эта, по-моему, не шедевр – мигом бы угодил в отъявленные сталинисты. Даже сомнения в литературных дарованиях того или иного секретаря Союза Советских писателей не наносили такого ущерба репутации. Так что повременю с “Поттером”, пока фанфары не отгремят – а то вдруг не понравится. Аман тогда моей головушке.

Но вернёмся к откликам на статью. Повторяю: это неправда, будто я высказываю своё мнение о том, чего не читал. А значит, неправда и то, что “г-ну Ланчикову” так нравится росмэновский перевод. Неправда, будто “конкретика” моей статьи свелась к единственной фразе – переводу, предложенному Г. Венцелем. Неправда, будто я записываю всех несогласных в “продажные шкуры”.

Не слишком ли много неправд?

Не стану, подобно моим темпераментным критикам, задаваться вопросом о нравственной стороне такого способа ведения споров. Лучше постараюсь ещё раз объяснить то, что, как мне казалось, объяснений не требовало.

Вот что, уважаемые оппоненты. Если вы ещё в состоянии, забудьте на минуту о “Гарри Поттере”. И представьте такую картину.

Вы читаете газеты. То и дело вам попадаются рецензии на переводные книги. Рецензенты небрежно бросают, что перевод, мол, убогий или, напротив, превосходный. У вас никогда не возникала мысль: а из каких, собственно говоря, критериев исходит рецензент при оценке? Если он руководствуется лишь собственным вкусом, то его приговор представляет интерес лишь как мнение частного лица. Не спорю, мнение первого встречного тоже бывает иной раз любопытно. Однако от газетной рецензии ждёшь большей объективности. А бездоказательные отзывы… Всем известно, что такое “заказные статьи”, и кто поручится, что в том или ином случае оценка рецензента была вполне бескорыстна? Охаять или превознести перевод намного проще, чем произведение на русском языке: читатели газет и журналов слишком легко принимают на веру ничем не засвидетельствованную искушённость рецензентов по части перевода.

И вот газета “Книжное обозрение” публикует материал о переводе: подборка на три полосы. Вы потираете руки: наконец вам растолкуют эти критерии за семью печатями.

Читаю и глазам не верю. Вот этот детский лепет Бенжамена, извините, Толстого редакция находит “вполне убедительным откликом”? Вам предлагают считать “убедительным” утверждение, будто слово “друзья” можно встретить “только в советской книжке для детей” (эту и подобную ей “конкретику” мои оппоненты в своих ответах благоразумно обошли молчанием), будто “pixies – это феи, и называть их пиксами, – не стоит и затеваться” (отсылаю Бенжамена хотя бы к “Энциклопедии сверхъестественных существ”, изд. “Локид-Миф”, 1997 г., где пикси не только описаны но даже изображены: если верить её составителю, “у типичного пикси рыжие волосы и курносый нос; он ходит в зелёной куртке, а на голове носит громадный островерхий колпак, который закрывает прищуренные, боящиеся солнечного света глаза… Пикси крадут лошадей, особенно жеребят, и до изнеможения гоняют их ночами по полям”. Сомнительное занятие для феи. Не говоря уже о половой принадлежности. Впрочем, у И. Ильфа в “Записной книжке” встречается фраза: “За мною гнался лесной фей”. Но, как мне думается, даже Бенжамен едва ли примет её всерьёз).

Вам предлагают согласиться с утверждением Бенжамена, будто “mournfully” по-русски при всех обстоятельствах жизни значит “скорбно” (занятное суждение: стало быть, каждому английскому слову положено иметь лишь одно русское соответствие? Так уже и самые отпетые буквалисты не думают), а переводчица вместо этого правильного варианта “конструирует угловатое “траурным тоном”” (ср.: “Пава встал в позу… и проговорил трагическим тоном: – Умри, несчастная!” – А.П. Чехов, “Ионыч”, “Доктор заговорил о чём-то слишком громко, неестественно-развязным тоном” – А.И. Куприн, “Корь”, “ – Если ты полагаешь… – заговорила Соня внезапно чопорным тоном” – Ю.В. Трифонов, “Нетерпение”. Во конструируют!) Ниже я приведу ещё кое-какие высказывания Бенжамена и покажу, чего они стоят.

Убедившись в невежестве “неумытного судии”, я пишу об этом статью. И что же? На меня обрушиваются обвинения, что статья эта – “бессмыслица”, что я-де написал её, потому что вдоль и поперёк “ангажирован” и вообще веду себя безнравственно. Такого “реприманда неожиданного” не получала и Алиса в Зазеркалье. Попытки же разобраться, почему газета, якобы пекущаяся о состоянии перевода, поднимает это невежество на щит, объявляются “высокими словами”, которых лучше бы было “поменьше”.

Да сделайте ваше одолжение! Пробавляйтесь невысокими словами. И когда кто-нибудь, взяв на вооружение критерии Бенжамена, поддержанные “Книжным обозрением”, переведёт “Гамлета”, кушайте его на здоровье. Только тогда уж с переводчика чур не взыскивать: он переводил по тем принципам, которые вы своим попустительством одобрили. Потому что, зациклившись на переводе “Гарри Поттера”, не увидели настоящего зла. Отцеживая комара, поглотили верблюда.

Друзья, прочитав мою статью, говорили: “Ты стреляешь из пушки по воробьям”. Теперь у меня есть возможность показать им, что они недооценили серьёзность положения: я могу предъявить им отзывы “связанных одной целью”, которые не находят в разборе Бенжамена ничего, скажем так, удивительного. Это ли не доказательство, что мнения дилетантов сегодня неприкосновенны? Как тут снова не вспомнить Ортегу и его “высокие слова” о культуре и варварстве.

Для тех, кому и такое объяснение покажется непонятным, повторяю: МОЯ СТАТЬЯ КАСАЛАСЬ НЕ ПЕРЕВОДА “ГАРРИ ПОТТЕРА”, А КРИТЕРИЕВ ОЦЕНКИ ПЕРЕВОДОВ. И судить об этом я имел полное право, потому что Бенжамен (на свою голову) приводил фрагменты перевода вместе с оригиналом.

Теперь мне предстоит ответить на несколько вопросов по исполнительному листу, предъявленному Александром, который аттестует себя как одного из тех, кого я назвал “клинически непринуждёнными активистами с пафосом Марата и литературным багажом Микки Мауса”. (Какая жалость. Но чем же я-то могу помочь?) Судя по всему, пока я раскачался с ответом, Александр уже потерял вкус к теоретическим экскурсам, блеснув на прощание доводом, напоминающим хармсовскую миниатюру “Четыре иллюстрации того, как новая идея ошарашивает человека, к ней не подготовленного” (“Я художник” – “А по-моему, ты…” Читавшие Хармса помнят, какое слово идёт дальше). Однако исполнительный лист предъявлен, и отвечать надо. Позволю себе лишь пропустить вопросы, ответ на которые уже дан выше, и поменять порядок оставшихся.

Один из них касается упомянутого мной интервью с М.Д. Литвиновой, где она говорила о том, что Ролинг сама позволяла переводчикам вносить изменения в свой текст. Каюсь: суета вокруг “Поттера” так мало меня занимает, что я перепутал источник. О разрешении Ролинг Марина Дмитриевна рассказала в своём докладе на конференции по теории и методике преподавания перевода, проходившей в этом году в Московском государственном лингвистическом университете, МГЛУ (том самом, который один ролинговед от большой грамотности назвал “Мглой”). Разрешение это, по словам Марины Дмитриевны, содержится в договорах, заключённых Ролинг с издательствами разных стран. Писательница – не в пример её пылким, но “в науках не зашедшимся” почитателям – прекрасно понимает, что межъязыковые различия – это расхождения не только в грамматическом строе и системе лексики, но и в национальных картинах мира, в национальный психологии, в том, что относится к национальным культурам исходного и переводящего языков.

Александр может уточнить сведения об упомянутом пункте договора в издательстве “Росмэн”, хотя я сомневаюсь, чтобы владельцы издательства захотели допустить “народный контроль” к своей документации.

В своей статье я писал, что могу дать лингвистическое обоснование большинству переводческих решений, которые Бенжамен именует “хулиганством”. Александр любезно позволяет мне эти обоснования привести. О некоторых случаях я уже сказал выше. Продолжим разбор.

Бенжамена возмущает перевод следующего отрывка:

‘She haunts one of the toilets in the girls’ bathroom on the first floor.’

‘She haunts a TOILET?’ (Оформляю прямую речь так, как принято в английском языке, а не в газете “Книжное обозрение”.)

“– Это привидение из туалета девочек на втором этаже.

– Привидение из туалета? – переспросил Гарри.”

Комментарий Бенжамена:

“Ну, допустим, переводчик не смог обойтись без слова привидение, как изящно обошлась автор. Но ведь снова изменён самый смысл реакции героя! Гарри изумлён тем, что кто-то ЖИВЁТ В ТУАЛЕТЕ, а не тем, что увидит привидение из туалета”!”

Начнём с того, что “изящно обошлась” без слова “привидение” не Ролинг – “изящно обходится” без него английский язык. Если Бенжамен даст себе труд заглянуть хотя бы в “Webster’s Third New International Dictionary”, он обнаружит там такое значение глагола “haunt”: “to visit or inhabit as a disembodied spirit”. Для сравнения – определение из “Oxford English Dictionary”: “to visit frequently or habitually, esp. оf imaginary or spiritual beings, ghosts, etc.” Учитывая, что Бенжамен придерживается принципа “каждому английскому слову положено иметь одно русское соответствие” (см. пример с “mournfully”), предлагаю ему самому подобрать русский глагол, имеющий такое же точно значение. А заодно найти “изящный” вариант перевода распространённого сочетания “haunted house” (созданного не Ролинг). А то не наделённые рафинированным бенжаменовым вкусом переводчики повадились передавать это выражение как “дом с привидениями” (см., напр., англо-русский лингвострановедческий словарь “Американа”, Смоленск, изд. “Полиграмма”, 1996). Что касается предложенного переводчицей варианта – см. раздел о метонимическом переводе в книге А.Д. Швейцера “Теория перевода: Статус. Проблемы. Аспекты” (М., “Наука”, 1988, глава “Мотивы и типы переводческих трансформаций на референциальном подуровне семантической эквивалентности”).

Касательно точности смыслового акцента в переводе реплики ‘She haunts a TOILET?” Своим замечанием Бенжамен Толстой как нельзя лучше показал, что он действительно Бенжамен, но уж никак не Толстой. Ни один человек, умеющий читать по-русски, не прочтёт переспрос “Привидение из туалета?”, делая логическое ударение на первом слове (если это слово не выделено графически): ту функцию, которую в английском языке выполнила графика, в русском выполняет порядок слов – смысловой акцент падает на последнее слово. Подробнее – см. монографию Л.А. Черняховской “Перевод и смысловая структура” (М., “Международные отношения”, 1976). Этак Бенжамен и в фразе “Я ходил в кино вчера” выделит голосом слово “ходил”.

Дважды сесть в лужу при анализе одного примера – это, знаете, всё равно что совершить сразу три ошибки в написании слова “пуп”.

О злосчастной фразе, которую Г. Венцель предлагает перевести как (Господи, помилуй!) “Не доверяй ничему, что способно независимо мыслить...” и пр. Одна из обидевшихся за Ролинг оппоненток надеется, что я не привёл предложенный в росмэновском переводе эквивалент этой фразы “от стыда”. Должен её разочаровать. Стыдиться надо тому, кто берётся рассуждать о качестве художественного перевода, не удосужившись сперва познакомиться с азами этого рода деятельности. Приведу пример из перевода честертоновского рассказа “Сапфировый крест”, выполненного Н.Л. Трауберг (надеюсь, оппонентка хоть раз слышала эту фамилию).

В рассказе Честертона Фламбо (в ту пору ещё европейски известный авантюрист) впервые встречается с отцом Брауном и пытается выдать себя за священника, но проницательный пастор его разоблачает. Фламбо поражён догадливостью противника. Тот объясняет: “As a matter of fact, another part of my trade made me sure you weren’t a priest… You attacked reason. It’s bad theology.” – “Правда, не только практика, но и теория моего дела помогла мне понять, что вы не священник... Вы нападали на разум. Это дурное богословие”.

(Замечу в скобках, что процитированный рассказ в оригинале называется “The Blue Cross”. Впервые он был переведён на русский язык И. А. Кашкиным – надеюсь, и эта фамилия для оппонентки не пустой звук, – и первый перевод носил такое же название: “Сапфировый крест”. Что должно окончательно расстроить нервы Бенжамену.)

Осмелюсь также обратить внимание ценителей английской литературы на автора, чья известность в России несомненно уступает славе Ролинг – по крайней мере, переводы его произведений ещё не у кого не вызывали желания обратиться с жалобой чуть ли не в ООН. Писатель этот известен у себя на родине как William Shakespeare. В переводах его пьес – в частности, ‘Hamlet’, – встречаются такие отступления от формы оригинала, что и десятка сайтов для сетевых митингов по этому поводу будет мало.

Приведу лишь один пример – из сцены, написанной прозой. В разговоре с Розенкранцем и Гильденстерном Гамлет жалуется на обуявшую его меланхолию:

“It goes so heavily with my disposition that this goodly frame, the earth, seems to me a sterile promontory”.

В переводах:

“В душе моей так худо, что это прекрасное создание, земля, кажется мне бесплодною скалою”. (А.И. Кронеберг)

“На душе у меня так тяжело, что эта прекрасная храмина, земля, кажется мне пустынным мысом”. (М.Л. Лозинский)

“Мне так не по себе, что этот цветник мироздания, земля, кажется мне бесплодною скалою”. (Б.Л. Пастернак)

Вопрос к Бенжамену и его выгораживателям: кого из троих привлечём по статье “хулиганство”?

Но вопрос останется без ответа: вставшие под знамёна Бенжамена – люди высоконравственные и не станут судить о том, чего не читали. Это понятно: кому нужен какой-то Шекспир, когда есть “Гарри Поттер”?

Лингвистическое же обоснование подобной переводческой разнузданности желающие могут найти, например, в классической работе Я.И. Рецкера “Теория перевода и переводческая практика” (М., “Международные отношения”, 1974, гл. 2, § 9: “Приёмы дифференциации, конкретизации и генерализации и формально-логическая категория подчинения”).

Прикажете продолжать? Или объявим перерыв в работе нашего сетевого ликбеза – чтобы автор исполнительного листа и гг. присяжные успели ознакомится с материалами дела в виде указанных работ? А таких работ не две и не три. И всё это не кабинетные измышления учёных сухарей, а теоретическое осмысление многовековой переводческой практики. Как бы то ни было, воздержитесь пока от суждений об этих книгах. Ибо “судить о том, чего не читал, по-моему, безнравственно”.

Наконец – вопрос Александра, почему же так плохо обстоит дело с переводом и нет ли в этом моей вины.

На первую часть вопроса я могу ответить цитатой из статьи О.Э. Мандельштама “Потоки халтуры” (между прочим, статьи о проблемах перевода, из которой ясно, что сегодня в этом деле мы скатились до уровня 30-х годов): “Качество перевода в данной стране – прямой показатель её культурного уровня. Оно так же показательно, как потребление мыла или процент грамотности”. Если вспомнить, в какой связи я приводил в прошлой статье размышления Ортеги-и-Гассета о культуре, ответ, как мне кажется, ясен.

А что до моей вины… Да разве это я потакаю бенжаменам? Чья тут вина, подробно расписано в прошлой моей статье. Собственно говоря, вся прошлая статья – именно об этом, а вовсе не о переводе “Гарри Поттера” (повторяю в третий раз, но, боюсь, что всё равно до кого-то не дойдёт). И пока почтеннейшая публика будет делать заключения о переводе, прислушиваясь к воплям митрофанушек в законе, ничего путного не получится.

P.S. Вынужден поправить одну курьёзную ошибку. Не знаю, кто позволил “Росмэну” раскрывать мой псевдоним (хотя я и не собирался делать тайны из своего авторства: статья должна была появиться под моей фамилией на сайте “Итака” – благо на этом сайте уже имеются мои статьи по вопросам перевода ), но, произведя кандидата филологических наук в “доктора философии”, “Росмэн” дал моим коллегам повод для ехидных вопросов, ВАКу – для возможных обвинений в самозванстве, а оппонентам – для счастливых криков об “ангажированности”. Врагу бы не пожелал так “ангажироваться”. Даже название университета (в котором я преподаю теорию и практику перевода на кафедре перевода английского языка переводческого факультета) “Росмэн” ухитрился переврать.

И ещё. Пока мои оппоненты хоть немного не познакомятся с теорией и существующей практикой перевода, возобновлять работу ликбеза я не намерен. Лучше употреблю время с большей пользой. И для себя, и для своих студентов. Будущих переводчиков.

 В. Ланчиков

niw 17.05.02