Джо Грин
Joe Green 

Стихи из книги «Рин-Тин-Тин. Лай в темноте»[1]

Перевод и подборка дополнительного материала - Антон Нестеров [2]

В каком-нибудь южном городке, свернув за угол, неожиданно проваливаешься в другую эпоху: эта клумба с нелепой скульптурой 50-ых годов посередине, эта «сталинская» беседка – кажется, время вокруг них застыло – и у неба тут чуть другой цвет, у воздуха – другой вкус. Прошлое истончается и исчезает не равномерно, – оно тает, как утренний туман, что какое-то время обрывками и клочьями висит в воздухе после восхода солнца.

            Неизжитое время в разных местах разное. В каждой стране оно свое. В Англии это ранние шестидесятые – времен первых выступлений «Битлз», клуба «Каверн» и т.п. В Америке – это пятидесятые: эпоха би-бопа и классического блюза, фильмов Хичкока, комиксов и «охоты за ведьмами»… Это время не ушло безвозвратно – оно не кончается и не отпускает, к нему возвращаются, опять и опять проговаривая его, задавая ему вопросы, на которые не находят ответа. То оно видится каким-то «золотым веком»: и не потому, что было столь уж безоблочно-счастливым, а просто из сегодняшнего дня кажется, что зло и добро в нем еще были разделены и не смешивались друг с другом, мир можно было понять – и действовать в нем по правилам. Клочья прошлого висят в воздухе.

            Американский поэт Джо Грин пытается их поймать, хоть как-то очертить. Контур, конечно же, выходит нечетким и смазанным…

            Он пишет книгу от лица пса Рин-Тин-Тина – который был героем многочисленных детских сериалов, вроде тех, что потом снимали про Лесси. Первый фильм про Рин-Тин-Тина был снят еще в 1923 году, в 50-ые сделали про него телевизионный сериал, начинавшийся как римейк тех старых лент про полицейскую овчарку.

            На обложке книги Джо Грина стоит имя «Рин-Тин-Тин», а в предисловии сказано: «Эта горстка стихов – лишь часть 1673-страничной рукописи «Лай в темноте», которая была найдена во «Дворике» приюта для бездомных животных на Брайтон Бич. «Двориком» это место называют несчастные твари, на себе узнавшие, что такое эвтаназия. Мне уже доводилось писать о странных и трагических событиях, которые привели к обретению этого манускрипта – моей депрессии, положившей началу интенсивных контактов с миром духов, ужасной ошибке, в результате которой я уничтожил полное собрание стихотворений Шекспира, написанных им после смерти, – тексты были продиктованы мне духом Элизабет Баррет Браунинг. Писал я и о моем общении с животными, отошедшими в мир иной (спасибо Теду Хьюзу) и, конечно же – об общении с духом Рин-Тин-Тина, которое вряд ли бы состоялось, если бы не Ка Уинстона Хью Одена.

            Все мы знаем Ринти и фильмы, в которых ему довелось играть. Но знаем ли мы тот факт, что он был замечательным гитаристом? В 50-ые он познакомился с Билли Холидей – и это знакомство стало началом их романа, о котором не ведает ни одна живая душа…»

            Ниже мы приводим несколько переводов из этой замечательной книги, дав некоторые пояснения для русскоязычного читателя.

            «Не склонившие головы» – фильм, снятый режиссером Стенли Крамером в 1958 году на волне антирасистских настроений, поднявшейся в США. Двое бегут из тюрьмы. Негр и белый. Они на дух друг друга не переносят – но если они хотят сохранить жизнь и обрести свободу, им надо об этом забыть: стальные наручники держат их вместе, и им не уйти друг от друга. Белого сыграл Тони Кертис. Негра – Сидни Пуатье. Фильм получил «Золотой глобус» на Берлинском фестивале 1958 г и два «Оскара» – за лучший сценарий и лучшую операторскую работу в 1959 г . В русском прокате он шел под названием «Скованные одной цепью»: те, кто помнят песни «Наутилуса Помпилиуса», легко догадаются, откуда название и рефрен одной из них …

            Надо раз и навсегда уточнить – у Рин-Тин-Тина, как и у всякого мемуариста, память о событиях давно ушедшей эпохи носит очень личный – и скажем прямо, весьма своеобразный характер. Вполне возможно, читатель его стихов имеет дело не с сознательными искажениями прошлого – а с альтернативной реальностью, в которой довелось жить этому достойнейшему представителю собачьего племени, оставившего неизгладимый след в сознании не одного поколения подростков. Поэтому мы не будем придираться к его ошибкам, а просто укажем, что тот фильм «Не склонившие головы», который знают зрители, явно отличался от версии, известной нашему псу… Заметим также, что сенатор Джозеф МакКартни, один из главных вдохновителей «охоты на ведьм» – преследований тех, кто сочувствовал коммунистам, развернувшихся в начале 50-ых годов в США, умер не в 1953, а в 1957… Сколько таких отступлений от правды нашего мира, с которыми мы сталкиваемся, читая стихи Рин-Тин-Тина? Примем это, как есть – и задумаемся о свойствах прошлого, всегда от нас ускользающего…

            Билли Холидей, возлюбленная подруга Рин-Тин-Тина, оставила незабываемый след в истории джаза. Оставим других решать, кто был лучшим женским голосом в джазе – Билли Холидей или Элла Фицджеральд – это не имеет никакого значения. Просто – вот Билли, Lady Day поет «Summertime» , а вот – Элла с Армстронгом . А вот одна из немногих сохранившихся съемок Билли – с замечательным белым саксофонистом Гарри Маллиганом .

    Братья Джимми (саксофон, кларнет) и Томми (тромбон) Дорси тоже не последние люди в джазе… И по сей день многие саксофонисты говорят, что на них больше всего повлияла игра Чарли Паркера и Джимми Дорси... А еще в оркестре Джими Дорси начал свой путь Фрэнк Синатра. Та самая «Звездная пыль», которая потом ассоциировалась с первым альбомом Дэвида Боуи  вначале была совсем другой и про другое, и пел ее Синатра – у Джимми Дорси . Что до Томми – по его вещам до сих пор учатся многие классические музыканты-духовики. В оркестре братьев Дорси  играли легендарные барабанщики Бадди Рич и Джин Крупа, саксофонист Банни Берген, кларнетист Джонни Минц, а тромбонистом и аранжировщиком у них был Глен Миллер. Джимми Дорси был этакий повеса, любимец женщин, Томми – правдолюбец. Известна история, рассказанная в свое время Бингом Кросби: «Однажды Томми пропустил репетицию у Пола Уайтмана, и тот перед началом концерта сказал, что вычтет из его заработка 50 долларов. Томми ответил, что если дурацкое наказание не будет отменено, то вместо "Голубой рапсодии", открывавшей концерт, он начнет играть псалом. Уже занавес начал раздвигаться, когда Уайтман, не выдержав, закричал: "Прощаю!" Но первые 16 тактов вступления все же прозвучали чуть похоже на "О, мой спаситель на кресте!"».

Долгое время братья работали вместе, покуда не вспыхнула ссора – собственно, из-за пустяка: на одной из репетиций, когда Томми дирижировал, Джимми ворчливо объявил, что тот задал неверный темп. Тогда Томми повернулся и вышел, чтобы никогда не вернуться… В истории джаза ссора братьев Дорси стала таким событием, что получила даже название - "separation day", "день отделения". Оркестров Дорси стало два. Но только оркестр Томми был успешнее. Вплоть до 1953 года Джимми предпринимал отчаянные попытки свести концы с концами, но в конечном итоге ему всё же пришлось распустить оркестр, и занять место солиста в оркестре брата, который вскоре вновь начал называться "The Dorsey Brothers Orchestra"…

Что до Роберта Митчама – то он в юности бродяжничал, успел отсидеть за это в тюрьме, попробовал себя в качестве профессионального боксера, авиамеханика, писал текстовки для песен, а с 1942 начал работать в кино – сперва снимался во второсортных вестернах, а в 1946 г . получил «Оскара» за роль второго плана в фильме «История рядового Джо».. В пятидесятых его лучшей работой стала главная роль в нуарной картине «Ночи охотника» – а в конце своей актерской карьеры он сыграл в «Мертвеце» Джармуша…

Труман Капоте написал свой «Завтрак у Тиффани» в 1958, а в 1961 режиссером Блэйком Эдвардсом по этой повести был снят фильм с Одри Хепберн. Сам Капоте, однако, считал, что главная его книга – «Хладнокровно», про убийства в Канзасе… Ему очень хотелось прославиться в документалистике… Только вот, по прошествии времени, все эти его полудокументальные вещи забылись, а «завтрак у Тиффани» – остался…

Эрл Гарнер известен как один из самых виртуозных джазовых пианистов (послушайте сами ), а группа «The Four Aces» – «Четыре туза» объединила в своем составе четырех теноров и гремела в 50-ые, собирая полные залы (загляните – того стоит )… 

Что еще? Ах, «Де Сото» Билли Холидей. Под этой маркой, обязанной своим названием одному из первых покорителей Америки, испанцу Эрнандо де Сото (1496 –1542) концерн «Крайслер» с конца 20-ых годов выпускал относительно недорогие модели с шестицилиндровым двигателем. Модель Firedome со 160-сильным  движком V8 была хитом сезона 1952 года.

«Love in vain» – один из блюзовых стандартов, сочиненных Робертом Джонсоном. Большинство помнит эту вещь, как ее сыграли Rolling Stones , – ну а мы кивнем на более классичный блюзовый вариант (сюда, сюда)

Ну а дальше – Рин-Тин-Тин, стихи…  

Только… Обратите внимание на фотографии – они имеют самое прямое отношение к этим текстам. И даже, может статься, лучше воспринимать эти тексты и образы – параллельно. А чтобы было легче – некоторое количество пояснений: кто есть кто.
Итак: верхний ряд, слева направо:

1. Обложка видеокассеты сериала про овчарку Рин-Тин-Тин – того самого, 50-ых годов…
2. Пианист Эрролл Гарнер за роялем
3. Обложка LP группы «The Four Aces»
4. Обложка LP Билли Холидей
5. Почтовая марка США: братья Дорси (это ли не успех – удостоиться изображения на марке своей страны?)

А теперь вертикальный ряд картинок, сверху вниз, начиная с человека за роялем:  

1. Человек за клавишами – Эрролл Гарнер
2. Ава Гарнер и Боб Митчел в фильме «Мое запретное прошлое», 1951
3. Группа «The Four Aces»
4. Боб Митчелл
5. Билли Холидей
6. Именно то, что Вы видите обложка LP  Эрролла Гарнера
7. Обложка видеокассеты с фильмом «Не склонившие головы» («Скованные одной цепью»)
8. Кадр из фильма «Не склонившие головы» («Скованные одной цепью») (в главных ролях Тони Кертис и Сидни Портер)
9. Обложка VC документального фильма, посвященного истории сериалов про овчарку Ри-Тин-Тин
10. Автомобиль «Де Сото», модель «Fairdome» 1953 года
11. Кадр из фильма «Завтрак у Тиффани» c Одри Хепберн в главной роли
12. Самая первая овчарка Рин-Тин-Тин из сериала 1923 года
13. Рекламный плакат фильма «Хладнокровно», снятого по документальному роману Трумана Капоте
14. Сенатор Маккарти, в юности – летчик-герой, вошедший в историю как… вдохновитель «охоты на ведьм» и душитель всяческого инакомыслия…
15. Рита Хейворт
16. Братья Том (тромбон) и Джимми (саксофон)  Дорси
17. Джимми Дорси (саксофон)
18. Труман Капоте
19. Рита Хейворт
20. Том Дорси (тромбон)
21. Билли Холидей
22. Труман Капоте

Пианист Эрролл Гарнер

А вот пара стихотворений, которые Джо Грин опубликовал под своим именем:

 

Мыс Лобос: 1944

 

В небе пламенеет  галактика – меч на бедре

у охотника отливает огнями: «отмеченный статью и красотой,

как никто из живущих»[3], Орион в вечном беге, на плечах –

шкура льва, на копье полыхает звезда:

темно-лиловый алмаз, отливающий пеплом.

За охотником стелется пес. Орион бросил женщину,

устремился в погоню за добычей[4] и – оступился,

упал прямо в небо, и вот теперь падает вечно

в океан, там, на западе небосклона; меч пламенеет во тьме,

наконечник копья: темно лиловый алмаз,

с оттенком пепла.

 

Стоя на кромке

океана, впору запрокинуть голову вверх, – что ты и делаешь: «Как поэтично!

История, благословленная

Небом…»

Не история даже, поэма; охотник – что нам до имен? –

Орион, Одиссей ли, Геракл, раз за разом – все то же,

погоня за добычей, начало великого странствия.

«История странствия, в погоне за добычей?»

«Добыча – само странствие».

«И чего же хотел Орион?»

«Я… я не очень-то помню… Но…»

«Говори…»

«Одиссей, тот хотел одного лишь – добраться до дома».

 

«Мне нравится эта история».

 

Думаю, лучшей наша цивилизация не создавала.

600 миллионов умерло только во имя того, чтобы этот рассказ родился!

 

                                   Начало восходит к Гомеру, хотя

– почему обязательно он? Сгодится любая лысая обезьяна, была бы талантлива. Обезьяна,

примкнувшая (где-то там, в русских степях) к стае собратьев-убийц. Ладно,

пусть будет Гомер. Посчитаем: четыре миллиона лет на создание крупных приматов,

потом миллион лет отбора, экспериментов – и вот мы имеем Гомера.

 

                                                                       Говорят, дело было после войны:

он прищурил свой внутренний взор, и измыслил поэму, в которой был пойман

звездный отблеск на глади воды, отблеск стали небесной. Поэму о не знающем отдыха

муже. О ликвидации.

 

                                   Чем не история

Для возлюбленной!

История о тех, кто был убит и убивал, история богов, которые

убийством промышляют – и вечно живы. В этом – благородство?

И… лучшей у нас нет.

 

Слушай, я ведь знаю: вряд ли у нас хватит решимости взглянуть в бесчеловечность

            Небес. Рабы концлагерей, мы ищем Гомера, чтобы спел:

            о благородном муже, который в трудах и битвах вечно[5], и вечно

будет жить, подобный богу.

 

                                               Только Тимурчен, пожалуй, мог бы сказать о небе правду.

            Но… и у него был собственный Гомер, жадно ловивший

сиянье звезд на глади вод…

И так из века в век: мы населяем

собой пространства ночи….

 

                        Есть ли что подлее этих порывов к небу?!

                                               Гомер, ты говоришь… Гомер был лучшим из лжецов,

сумевших заключить союз со Смертью.

 

                                   А все-таки… Увидь мы звезды – просто звезды? Отбросив

прочь всю пошлость рассказов, цель которых – заболтать

наш ужас перед красотой бесчеловечной?

            Но… нам уже не по себе от нами же придуманных химер…

 

                        Вернемся к нашим грекам. Великая цивилизация? И где же она?

Бесславная кончина. Но то была хотя бы смерть в кругу семьи.

            Рим загибался в одиночку: губы жертвы дрожат. «Подай-ка

молоток». Огонь сошел с небес. И небо сделалось

как власяница.

Бог – и  скончался в муках? Что ж тут скажешь…

Не впечатляет, право…

«Взгляни на небо. Орион. Персей. Они алкали одного –

бессмертья. Даже – Гончий Пес, чьи глаза,

как звезды…

Но небеса для них недостижимы.

Ведь если ты родился до Христа, душа твоя не стоит и полушки медной.»

 

                        Любовь, одна любовь откроет небо. Там,

в вышине, – там пламенеет роза

в сердце галактики.

Сокровище – там,

в центре этой розы.

                       Мы видели ее.

И имя ей – любовь.

                                               О, роза Данте.

                                   Кладезь доброты!

 

            По мне, уж лучше верить в доброту

взъярившегося льва.

 

                                               Но – дальше, дальше. Еще одно тысячелетье, отмеченное само-

любованьем. Но – огненное колесо: прожилки хрусталя в граните.

Огненное колесо: цветок белейшей лилии.

 

                                                                                              Очередная война, вновь

            поэты – искренне и в осознании свободы

писателя, себя вверяют все тем же: Геббельсу и Рузвельту

на небе.

Поэт – для публики!

                                                                                                          Есть еще иные

поэты, что пасутся на тучных пажитях и нежно блеют, в небо вперяя взор.

Эти все талдычат: религия, искусство, неизбывный

мир нежных чувств (конца ему не будет…) И где он, этот мир?

                                                                                  Над нами, в вышине?

Сияет по ночам над этим концлагерем с удобствами?

            «Как же – без этого? После всех бомбежек,

грязи сражений: нужно ведь и это.

Красота…

Любовь...»

                                                                                  Это – превыше пониманья.

 

Поэты – лучшие среди поэтов –

Гомер, Данте, Шекспир, – те, кто превзошел

других, – поэты утверждают,

что эта бездна, эта алчная утроба – есть красота.

                                                                                  А значит:

На костях младенцев спящих стоит цивилизация,

зимою этой еще десятки тысяч сдохнут, под нежным мерцаньем Плеяд.

 

Гравитации причуда

            охотника в его небесном беге над Азией ежевечерне заставляет склониться долу. 

                                   Дни напролет я слушаю по радио известья.

Ночами я настроен внимать небу, молчанью звезд.

                                   Орион над Азией заходит.

Но Азии охотник не коснется..

                                               Когда-нибудь и мы очистимся?

В огне.

И полыхает пламя.

 

 

Любовь к динозаврам

 

Умирающий друг в постели

листает «Парк Юрского периода».

А мне – мне хочется закричать:

«Какого черта!

Ведь ты умираешь!

Тебе бы – читать молитвы,

Тебе…»

 

– Знаешь, всегда любил динозавриков, –

бормочет он, засыпая,

пальцем зажав страницу.

И еще немного – о самом поэте:

Джо Грин (р. 1948) принадлежит к тем американским поэтам, которые осознанно держатся в стороне от больших издательств, предпочитая публиковаться в независимых литературных журналах – но ими-то по-настоящему и жива сейчас поэзия. В чем-то судьба этого литературного круга в Америке напоминает ситуацию русских авторов, принадлежавших к оппозиционной “второй культуре” 60-80-х годов. Они не печатались в официальных изданиях, но во многом определили саму судьбу русской поэзии – именно с именами Ольги Седаковой, Елены Шварц, Виктора Кривулина, публиковавшихся тогда только в сам- и тамиздате, были связаны самые интересные открытия в русской поэзии после Бродского. В сегодняшней американской поэзии “настоящее” надо искать не в книгах маститых поэтов, вышедших под маркой престижных издательств, и не на страницах солидных журналов, а в малотиражных альманахах, в книжках, издающихся мизерными тиражами маленькими издательствами, – но именно эти публикации определяют истинное лицо современной американской литературы.

Джо Грин закончил университет Линкольна (Пенсильвания) – когда-то в этом же университете учился Ленгстон Хьюз. Потом была еще учеба в аспирантуре Миннесотского университета – однако написанную диссертацию о нарративных техниках Шекспира Грин защищать не стал. Работал редактором, библиотекарем. Успел послужить в армии – где, среди прочего, выучил русский язык, интерес к которому зародился еще в юности, когда в 14 лет он впервые прочел Гоголя в английском переводе.

Для стихов Джо Грина характерна редкая для современной англоязычной поэзии искренность, слегка отстраненная иронией и прикрытая многочисленными литературными аллюзиями. Если представить поэта в качестве собеседника, то Джо Грин – один из тех, разговор с кем требует серьезнейшей концентрации интеллектуальных усилий, но всегда интересен. Интересен еще и тем, что Грин предельно четко выговаривает свою позицию – но не навязывает ее другому.

“Аллюзивная” техника, которой пользуется Джо Грин, отчетливо видна в стихотворении “Мыс Лобос: 1944” . В подтексте здесь присутствует судьба американского поэта Робинсона Джефферса (1887-1962). В 1913 годом Джефферс переехал в город Кармель (Калифорния), где выстроил себе дом, чьи окна смотрели на мыс Лобос. Лучшие стихи Джефферса воспевали “холодную красоту вещей” - красоту, в самой бесчеловечности которой уже таится трагедия. Контраст этой невыносимой красоты окружающего мира и мелочности устремлений современного человека – тема, все сильнее звучавшая в стихах Джефферса 30-х годов, вслед за Ницше настойчиво призывавшего отказаться от “человеческого, слишком человеческого”. В годы Второй мировой войны этот “дегуманизирующий” (хотя сам Джефферс никогда не пользовался этим словом) взгляд на мир уже не мог не вызывать вопросов, и Джефферс потерял большинство своих читателей. Стихотворение Джо Грина написано от лица стареющего поэта, проводящего дни за слушанием радио, а ночью – смотрящего на звезды и видящего в войне лишь “великую вылазку в самое сердце тьмы”, как сказал Джефферс в одном из своих текстов, написанных в те годы.

Джо Грин - из тех поэтов, которые задают вопросы, безжалостно ставя читателя перед этической диллемой, как в стихотворении “Мыс Лобос: 1944” или в другом тексте из предлагаемой подборки: “Любовь к динозаврам”.

В этом Джо Грин наследует той традиции американской поэзии, что связана с именами Джона Берримена, Джеймса Райта, Роберта Блая, – жесткой “поэзии свидетельства”. Но это лишь один “полюс” поэтического мира Джо Грина, а на другом - поэзия елизаветинцев, Китса, Вордсворта, то есть вся полнота англоязычной поэтической традиции. У Джо Грина есть стихи, где собеседниками поэта выступают Чосер или Донн, есть тексты, построенные на аллюзиях и цитатах из немецких поэтов, например, Рильке.

Причем, все это - живое: не демонстрация книжного энциклопедизма, а непосредственное чувство включенности в единый большой поток поэзии.  

                                               Антон Нестеров