|
Александр МЕНЬ РЕЛИГИЯ, «КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ» И СЕКУЛЯРНОЕ ГОСУДАРСТВО |
||
|
А как же все-таки вера? Как могли допустить это люди, выросшие на тысячелетних религиозных основах? Часть погибла или оказалась в лагерях, часть лишилась отечества, уцелевшие после урагана ушли в своего рода «духовное подполье», изоляционизм. В гражданском отношении верующие сознавали себя париями, изгоями, людьми второго сорта, их считали врагами общества. Немало было и таких, кто пережил нечто вроде обращения в иную веру. Народные мечты о рае на земле, ярко описанные Андреем Платоновым, стихийная эсхатология масс находили пищу в утопизме, который вдохновлял строителей новой жизни. Многие верили в оправданность лозунга, начертанного в Соловках: «Железной рукой загоним человечество в счастье!» Подобные чувства нашли отражение в тогдашней литературе, например в поэме Сергея Есенина «Инония». В ней он, имитируя речь пророка-обличителя, клянет старые мир, «проклинает Радонеж» и «лай колокольный» во имя таинственного Града, который видится впереди:
В богоборческом экстазе, выплевывая Причастие, он провозглашает:
И «новый Спас» не замедлил явиться. Только приехал он не на кобыле. Товарищ Сталин, хотя и родился горцем, не любил показываться перед народом верхом на лошади... «ВСЕ МЫ ЖИЛИ ПОД БОГОМ» В революциях почти всегда присутствует риск, связанный с моментом правового вакуума. Разрушая законность старого типа, люди не сразу способны сжиться с новым правовым порядком, принять его всерьез.(выд. ред.) Разрушительная стихия подчас все еще бушует, когда уже настало время созидать. Этим, как показывают примеры истории, легко пользуются «корифеи властолюбия». Так возвышались Кромвель, Робеспьер, Наполеон. Не миновала такая опасность и Октябрь. К ней присоединился и другой тревожный симптом: отход от принципа секулярного государства. Такое государство по самой своей природе обязано нелицеприятно оберегать свободу граждан, а из человеческих свобод свобода совести — одна из важнейших. В разгаре борьбы, в опьянении побед об этом фактически было забыто. А в 1929 году, расправляясь с крестьянством, Сталин ввел законодательство о культах, которое иначе как дискриминационным не назовешь. По словам К. Харчева, председателя Совета по делам религий, это законодательство установило «полную зависимость церкви от власти». К тому времени в религиозных общинах уже исчезли все оппозиционные элементы. Почти все они открыто заявили о своей гражданской лояльности. И все же Сталин продолжал ужесточать нажим. В какой-то мере это было частью его общего похода против культуры, духовности, против народа; но здесь присутствовал еще один скрытый мотив, важный лично для Вождя. Неуклонно и целенаправленно, следуя ревнителям «макиавеллизма», строил он здание абсолютной диктатуры. С холодным расчетом убирал с пути все и вся, что могло иметь хотя бы тень опасности для его самодержавия. Нельзя было больше отделять от его личности и воли ни науку, ни искусство, ни литературу. Ни тем более религию. Но сохранять ее даже в «прирученном» виде было рискованно. Бог должен быть один — тот, что в Кремле, — и вера в него призвана стать господствующей государственной идеологией. Вождь — единственный оракул и носитель истины. Его не лимитирует даже формально исповедуемый им марксизм, ибо сам Вождь полностью олицетворяет его доктрину. И вот завершаются «последние бои». Сталинская Конституция исключает пункт о допустимости религиозной пропаганды. Символом победы «культа» становится взрыв храма Христа Спасителя. Перед второй мировой войной от религиозных структур страны остаются одни обломки*. (* Сталинская религиозная политика времен войны явно была вынужденным, тактическим маневром, предпринятым перед лицом грозной опасности и ради уступки военным союзникам.) С того момента, когда Вождь решил, что религиозный вакуум дает ему достаточный простор, начинается краткая, но принесшая неисчислимые страдания история новой религии, рецидива языческого человекобожия. «Отец народов» восходит на свой одинокий Олимп, откуда заблаговременно были изгнаны все другие божества, идеалы и принципы. О таком абсолютизме не мог помышлять и сам император Август... Портреты генсека, подобно иконам, пишутся по строго обозначенным каноническим правилам. Их размещают повсюду, словно образа. За их оскорбление могут судить как за покушение на саму личность Вождя. Его статуи торжественны, словно изваяния фараонов. Многим памятно полотно тех лет «Утро нашей Родины», где никакой Родины нет, а есть один Он, подобный явлению из иных миров. Музей его подарков становится своего рода святилищем, наполненным тотемами, жертвенными сувенирами. Его биография печатается крупным шрифтом, как Евангелие. Изречения «корифея всех наук» цитируют как решающее слово, как Священное Писание. Сказители и акыны Востока соревнуются в создании гимнов в честь «отца», изукрашенных восточной фантазией. Его силой встает солнце. Его силой держатся крылья орла в небе. И не одни азиатские рапсоды были натренированы в такого рода славословиях. В памяти нашего поколения все еще навязчиво звучат слова этих суеверных молитв, сложенных во всех концах страны. Если ты ранен в бою, не отчаивайся, «рану зажми, слезы утри, имя заветное вслух повтори»; и тогда «с воздухом синим, с течением рек силу пришлет тебе тот человек». Он царит повсюду.
Коварства Хозяину было не занимать. Он умел действовать чужими руками. Умел прикинуться, что устал от этих восторгов и относится к ним с легкой снисходительностью, как к детской наивности. Так было в беседах с одураченным Фейхтвангером и другими гостями Союза. Но он хорошо знал, что делал. Был уверен, что его культ успешно заполняет пространство, оставшееся на месте разрушения всех конкурирующих с ним религий. В какой-то мере на поверхности жизни так оно и было. Но достигалась эта цель страшной ценой. И по мере того как увеличивался разрыв между реальностью и мифом, расправы становились все более жестокими. По свидетельству М. И. Калинина, в 1920 году В. И. Ленин говорил, что «пожалуй, кроме театра, нет ни одного института, ни одного органа, которым мы могли бы заменить религию». Это было своего рода историческим предвидением. В стране разворачивался грандиозный зловещий спектакль. Его режиссеры, артисты, художники, рабочие сцены надеялись, что им воздадут за старания или по крайней мере пощадят. Но не такова была логика неумолимого Молоха. Даже самые близкие сообщники Вождя исчезали бесследно или постоянно висели на волоске...
Могут, конечно, возразить: а разве вера в Бога не апеллирует к верховному авторитету? Разве во имя других религий не творились насилия? С этим нельзя не согласиться, но лишь с двумя оговорками. Во-первых, на протяжении веков никакие извращения религиозно-этических принципов не могли полностью их устранить. Они всегда оставались как источник обновления и покаяния. Сталинщина же за считанные годы прочно усвоила все худшие черты исторических религий, проявившиеся в период их кризиса: инквизицию, нетерпимый догматизм, «охоту на ведьм». Во-вторых, есть существенная разница между верой в Высшее начало, которое созидает, объемлет и пронизывает Вселенную, и сознательной ложью, мифом, изготовленным в лаборатории политических фальшивомонетчиков. Даже атеист, подходя к вопросу объективно, может согласиться, что идея Верховного Добра и Разума, которая требует от человека этического поведения, содержит глубокий духовный смысл. Не случайно, что в истории человечества большая его часть принимала эту идею. А какова духовная ценность навязанной людям веры в то, что глава государства обладает всемогуществом, всеведением, всеприсутствием, тем более что этот человек был палачом, фальсификатором, губителем жизней и душ? Об исторических религиях можно иметь разные суждения и оценивать их по-разному; но в отношении культа Сталина двух мнений быть не должно, если мы не хотим снова вернуться в кровавый хаос. Пусть даже остаются теперь люди, которые напоминают нам, как бойцы шли в атаку с именем Сталина, — очевидно, что они имели в виду вовсе не реального Иосифа Джугашвили, а политический фантом, суррогат извечной идеи Божества. Порой говорят, что Сталин открыл для атеизма своего рода «константиновский период», т. е. эпоху государственной поддержки. Но сказать так — значит сказать не все, не главное. В «культе личности» государственная власть пришла к полному самообожествлению, утвердила себя как единственную безусловную ценность. Страшный опыт диктатур XX века может послужить уроком и для нас, верующих. Он дает нам возможность увидеть «со стороны» облик духовной тирании, патернализма, игры на инфантильных чувствах и массовых неврозах. Этот опыт должен привести к отказу от самой идеи государственной религии, которая имела столько аналогий со сталинизмом, идет ли речь о Женеве при Кальвине или о Тегеране при Хомейни. (выд. ред.) К СЕКУЛЯРНОМУ ГОСУДАРСТВУ Заканчивая этот беглый обзор, вернемся к вопросу, поднятому в начале: есть ли противоядие, способное предотвратить рецидивы «культа»? Думается, оно связано с честным и последовательным принятием принципа секулярного государства, которое служит интересам граждан независимо от их вероисповедания. Никита Хрущев, великой заслугой которого стало «низвержение кумира», не смог до конца осознать необходимости этого принципа. Сохранив от прежних времен привычку распоряжаться во всех областях жизни как в своей вотчине, он грубо навязывал свои личные вкусы в литературе, искусстве, экономике. По его капризу были допущены грубые нарушения даже в том жестком законодательстве о культах, которое сохранилось от времен Сталина. Противоправное закрытие, а подчас и разрушение тысяч храмов и молитвенных домов, давление на религии и верующих явились гротескным эхом времен Хозяина. А то, что происходило после Хрущева, хотя в чем-то и затормозило волну насилий, по существу мало что изменило. Застой он ведь и есть застой.
«Пятая российская революция», которую принято называть перестройкой, стала смелым и для многих неожиданным поворотом курса. Она осуществляет то, что диктуют требования реальной жизни. Встреча М. С. Горбачева с Патриархом и членами Синода Русской Православной Церкви, общенародное празднование тысячелетия Крещения Руси ознаменовали беспрецедентный для всей советской истории переход на новые, позитивные позиции в отношении к религиям. Было подчеркнуто, что у всех нас, верующих и атеистов, одно отечество и одна история. Предприняты эффективные шаги для преодоления изоляции верующих. Конечно, при этом христианин остается христианином, мусульманин — мусульманином, как и атеист — атеистом. Но продолжительному и болезненному расколу общества по религиозному принципу вновь противопоставлена идея секулярного государства, равно защищающего права буддиста и кришнаита, агностика и баптиста. В обществе, где живут многие народы и существуют десятки миллионов верующих, иного пути, очевидно, быть не должно. От секуляризации государства выигрывает весь наш народ в целом. Оберегая святая святых человека — его убеждения, его свободу совести, — правительство содействует единству граждан, построенному на веротерпимости. Перемена курса будет способствовать и возврату к утерянным культурным ценностям. Ведь именно в религиозных традициях формировалось у нас великое искусство России, Прибалтики, Кавказа, Средней Азии, богатое наследие в области мысли. Признание ценностей, содержащихся в этом наследии, есть путь более бережного и ответственного подхода к национальным традициям. Что же касается проблемы межрелигиозных отношений, то здесь помимо государства немалая ответственность возлагается на руководителей религиозных общин, которые теперь получили больше средств для влияния на мысли и чувства верующих. Помимо этого, новые возможности, предоставленные религиозным институтам, приведут к повышению общего духовного уровня среди самих исповедников различных религий. Ведь до последнего времени они были почти лишены элементарных источников информации, всего, что содействует религиозно-нравственному просвещению, даже своих основополагающих книг, например Библии. И наконец, сегодня становится все яснее, что не административные манипуляции и не обожествление власти, а нравственный рост людей является решающим фактором во всех сферах жизни. Пусть этические принципы, выросшие на религиозной почве, так или иначе вошли в плоть и кровь нашего общества; без возврата к их истокам этого недостаточно. Такой возврат может сыграть немалую роль в нравственном оздоровлении: в семейных и национальных отношениях, в этике труда, в хозяйстве, в экологии, милосердии. Ошибкой было бы, однако, думать, что всю работу в этом направлении возьмут на себя только «инстанции», политические и религиозные. Их усилия останутся тщетными, если к ним не присоединится сознательная активность многих и многих людей. В этом отношении обнадеживает развитие ряда неформальных объединений, таких, как «Мемориал», «Культурное возрождение» и другие, идущие «снизу». Пусть здесь трудно будет избежать ошибок, разочарований, крайностей. Но жизнь на то и жизнь, чтобы идти вперед, не опасаясь риска. Хочется верить в победу разума, свободы, человечности, даже если эта победа никогда не будет полной в этом мире. Уверен, что такую надежду «вопреки всему» разделяют многие наши соотечественники, независимо от их взглядов на религию. текст печатается по изданию: Александр МЕНЬ. "Культура и духовное восхождение".Москва, "Искусство". 1992 В оформлении использованы гравюры М.Эшера. niw 15.12.00 22:42:18 +0300
|
||
