о. Александр Мень
Разум и  исступление масс

У Станислава Лема есть фантастический рассказ о том, как кончилась одна война.

Враждующие правители одновременно додумались сформировать «абсолютную армию». Секрет этих боевых соединений был прост — для фантаста, конечно: сознание всех готовых к бою солдат настроили с помощью особых аппаратов в унисон. Они могли теперь действовать «как один человек». Получилось нечто вроде коллективного разума или пчелиного роя, состоящего из массы мыслящих существ.

Однако результат оказался противоположный тому, что ожидали воинственные генералы. Две способные думать «роевые массы», встретившись лицом к лицу, поняли нелепость войн и заключили мир...

Сказка проникнута оптимизмом, обычно Лему не свойственным.

Но, увы, это только сказка.

В нашем сознании давно прижилась мысль о том, что воля толпы, воля массы должна обязательно выражать подлинную волю народа. Служить демократии.

Между тем события нового и новейшего времени, начиная хотя бы с Французской революции, доказали, что на деле «восстание масс» способно скорее служить тирании, слепым социальным стихиям, бессмысленным и беспощадным инстинктам, нежели разуму или действительному благу народа.

Приведу в связи с этим один показательный и немного забавный пример из недавней церковной истории. Когда католиками готовился Второй Ватиканский Собор, было условлено, что на его заседаниях под сводами храма Святого Петра не будут звучать аплодисменты. Но едва в ходе Собора столкнулись позиции консерваторов и реформистов, об этом правиле все мгновенно забыли. Две тысячи почтенных иерархов и ведущих теологов ощутили в себе иррациональный «зов массы». Они не только хлопали, но порой даже кричали и стучали о пюпитры. Большинство из собравшихся наверняка были образованными, разумными и, скажем, степенными людьми...

Другой пример, менее забавный. Почти все революции совершались под знаком борьбы за справедливость. Но как только в действие вступал психологический закон массы, справедливость немедленно отбрасывалась, словно старая ветошь...

Души людей, вовлеченные в поток массы, беззащитны и уязвимы. В том смысле, что они утрачивают сознание ответственности и разумность.

Вот почему все диктаторы так любят массу. Так беззастенчиво льстят ей.

Масса не критична. Она всецело во власти неустойчивых эмоций. Ничего не стоит повернуть ее в нужную сторону, манипулировать ею в выгодном для демагога направлении. Недаром евангельский образ толпы, которая сперва кричала «Осанна!», а через несколько дней — «Распни Его!» — остается и поныне бессмертным архетипом.

Ярость массы, как и ее преклонение перед чем-то или кем-то, — не проявление коллективного разума, а куда чаще есть синдром общественного помешательства.

Можно привести тысячи примеров того, как высокие свойства, присущие личности, в толпе затухают, слабеют, подменяются архаичными инстинктами. «Коэффициент человечности» сводится к минимуму. Отсюда эта страшная воля к разрушению, которая, например, побуждала крестьян даже там, где они вовсе не испытывали угнетения, жечь имения, грабить, истреблять национальное достояние. Чем, скажем, провинилось блоковское Шахматово?..

Это отнюдь не воля народа, не демократия. Это феномен, который Платон окрестил «охлократией», властью черни, а Федотов уже прямо — «демонократией».

Воистину все демоны, гнездящиеся в больном человеческом подсознании, вырываются на свободу, когда господствует «дух толпы». Толпе чужды диалог, анализ, даже полемика. Она склонна к раболепству и насилию, капризна и инфантильна. Ее родная стихия — суд Линча, погром, «охота на ведьм», поиск козлов отпущения и врагов. Французский социолог Габриель Тард так охарактеризовал ее свойства: «Поразительная нетерпимость, смешная гордость, болезненная впечатлительность, увлекающее сознание безответственности, рождающееся от иллюзии всемогущества, и полная потеря чувства меры, зависящая от взаимно поддерживаемого крайнего возбуждения». Все это с успехом эксплуатировали и митинговые витии двадцатых годов, и тоталитарные режимы.

Устремления тирана и массы поразительно перекликаются, как это отмечал еще прозорливый Максимилиан Волошин. И для массы, и для тирана личность — ничто, а народ — это «живая сила», «пушечное мясо», потенциальная лагерная пыль. Подобный взгляд — порождение ущербной антидуховности, которая ищет себе оправдания в циничной биологизации человека, в сведении основ его бытия к «базису».

Разумеется, бывало так, что буйная река массы направлялась и по доброму руслу. Но это уже зависело не от нее самой, а от тех, кто ее направлял. От их индивидуального разума и воли. От того, чем руководилась элита общества.

Французский философ Анри Бергсон сравнивал когда-то два возможных варианта социального развития. По одному пути пошли насекомые, создав муравейник, рой, термитник. По другому — человек, развивавшийся в сравнительно небольших группах. Что могло случиться, если бы разум был дан роевой массовой структуре, пытался вообразить Герберт Уэллс в своем романе «Первые люди на луне». Полное подчинение индивидуума целому.

Но такой путь был заказан разуму. Огонь духа вспыхнул в личностях, образующих сравнительно небольшие сообщества. По существу история человеческой духовности и культуры есть борьба творческого, личностного начала против массовой нивелировки, отбрасывающей человека назад — в безличное царство природных сил.

Христианская мысль противопоставляет хрупкому всевластию анонимной массы идеал «соборности», в которой личность, личный выбор и ответственность не должны приноситься в жертву единству. В высоком предназначении личности и в гармоничном взаимодействии свободных воль и создаются все духовные ценности. Созидается то, что мы называем народом, его культурой.

Культура никогда не творилась безликой массой. Она вырабатывалась в элите, составляющей ядро, совесть, самосознание любой нации. Преимущество культурной элиты в том, что она имеет возможность активно осмыслять информацию, широко смотреть на вещи, критически мыслить. Сохранять те подлинно человеческие свойства, которые в толпе, как правило, теряются. Поэтому Федотов так настаивал на необходимости для каждого народа оберегать свою элиту, прислушиваться к ней, давать ей простор для свободного развития.

Все это особенно актуально для нашего беспокойного времени, когда многие проблемы пытаются решать «на площадях и улицах».

Социальная активность широких слоев населения — характерная черта XX века. Но разве не идут с ней рука об руку ее двойники — активность тоталитарных режимов, подавление свободы, бесчинства «вождей»?

Следовательно, борьба за демократию не должна делать ставку на «дух толпы», на массовую психологию.

В этом смысле идея народного представительства обладает огромной ценностью.

Выступая от лица избравших их людей, представители народа, в отличие от толпы, имеют больший шанс сохранить критичность, трезвость ума и принимать решения, не подчиняясь импульсам и инстинктам.

Слов нет: когда множество людей заполняют площади, чтобы высказаться за свободу против той или иной формы несправедливости, это явление отрадное. Но оно — лишь момент в процессе развития. Если остановиться на нем, процесс рискует пойти по непредсказуемому пути. Ведь толпу нетрудно и обмануть, и натравить.

Митинговая вспышка лишь толчок, стимул к движению, своего рода стартовый выстрел, за которым без промедления должна начаться спокойная и интенсивная работа. Труд народных представителей.

Этот труд включает и преодоление черт массового сознания в самой элите. А что печать такого сознания пока остается, доказала реакция многих участников Съезда (народных депутатов) на выступление Андрея Сахарова. И напротив, — в продуманных, смелых, пусть порой и спорных тезисах последовательных сторонников демократии уже звучал голос пробуждающейся элиты, сбросившей с себя старые оковы.

Разумеется, это налагает на представителей народа, на его подлинную интеллигенцию и правительство немалую ответственность. Вспомним старинное китайское правило периодически экзаменовать чиновников. Вспомним слова Платона, который говорил, что если люди не могут доверить корабль необученным кормчим, то тем более нельзя доверять любителям целое государство.

К счастью, как кажется, профессионалы у нас постепенно сменяют «любителей», авантюристов и слепых честолюбцев, готовых ради власти обречь на гибель миллионы. Но все еще остается опасность, что разгул страстей захлестнет разум. И тогда «дух массы», дух безумия и насилия снова будет использован в интересах тех, кто не желает развития свободы, культуры и нравственности. Впрочем, если даже так и случится, будем помнить вещие слова поэта:

«Есть грозный Судия, Он ждет...»

Хаос и растущая на его дрожжах тирания все равно обречены. Об этом свидетельствуют великие прозрения Иоаннова Апокалипсиса. Сколько бы ни бушевала стихия тьмы, ночь не может быть бесконечной. Слово Божие учит нас верить в победу света.

Текст печатается по изданию: Александр Мень. Культура и духовное восхождение, Москва, Искусство, 1992 г., с. 374

niw 28.12.01