- Священник
отец Сергий молод, белозуб, с пышной
шапкой русых кудрей на голове, высок
и строен, с лица с пробивающейся на
скулах бородкой – просящий взгляд
добрых, с лукавинкой, глаз:
- -
Отец диакон, ну поехали! Тряхни
стариной!
- В
ответ я молчу, раздумываю.
Далековато собрались: тот храм где-то
в глухих лесах под Тотьмой. Местные
остряки утверждают, что будто даже
Петр Первый, когда в Архангельск
нашими краями проезжал, от того
места открестился: ни за что не
приверну , то – тьма!
- -
Да там же не по одну Пасху кряду не
служили, батюшки нет!
- Отец
Сергий знает, как вдохновить – от
службы Богу я не бегал.
- -
А вот и карета подана!
- В
ворота ограды нашего
городского храма неторопливо и
солидно вкатился иноземный джип. Из-за
руля его легко выскользнул
кучерявый смуглый парнишка в
спортивном костюме. Оббежав
капот, он распахнул дверцу перед
спутницей - дородной
девахой, пестро одетой,
короткоостриженной, грудастой
блондинкой.
- Матушка
отца Сергия Елена, скромная
неприметная толстушечка, радостно с
ней облобызалась, как со старой
знакомой.
- -
Кто такие? – потихоньку интересуюсь
у отца Сергия, после того, как
молодец, неумело сложив ковшиком
ладошки, принял благословение
батюшки и отошел
обратно к своей «пассии».
- Алик
и Анжела. «Новые русские», вернее –
дети «новых русских». У Алика папаша
владелец ликеро-водочного завода,
сын ему – полноправный компаньон.
Присмотрелся я получше: это только с
виду Алик парнишечка, худенький и
шустрый, но возле его внимательных
умных глаз уже морщинки
основательно проклюнулись. Отцу
Сергию наверняка ровесник
– под тридцатник.
- Голос
у супружницы Алика – напористый,
как пулеметная очередь, четко и
правильно произносящий слова – где-то
я его слышал прежде и довольно часто.
Выяснилось: на областном радио
Анжела работала диктором и ведущей
популярных передач. Вот откуда так
бойка на язык – слова со стороны в
ее речь не втиснешь. Но это в прошлом,
до знакомства с Аликом, теперь она
только верная жена и в доме, понятно
– не в хибарке, полная хозяйка. Алик
влюблен в нее совсем по –
мальчишечьи: каждое мало-мальское
желание норовит предугадать и тут
же выполнить, и все-то надо ему
приласкаться к ней, поцеловать
украдкой или на ушко приятное
шепнуть. А обожжется Алик об чей-то
посторонний взгляд – и уши, ровно
маки, запунцовеют.
- Не
укрылось: когда садились в машину,
глянули молодые друг дружке в глаза
виновато-тревожно, потаенная в их
взорах то ли грусть, то ли боль
просквозила.
- «Смилостивится
Господь. Образуется у вас все.
Помолимся… За тем и едем. – шепнула
матушка Елена Анжеле и, успокаивая,
погладила ее по руке.
- Знать,
по делу собрались, не просто так с
жиру бесятся.
- Отец
Сергий размашистым крестом осенил
салон джипа, спели тропарь
святителю Николаю Мир Ликийских
чудотворцу, покровителю всех
путешествующих , и – с Богом!
- Пасха
Христова в этом году ранняя была. В
городе солнышко на улицах асфальт
просушило, грязь под заборы загнало,
но стоило нам выехать за окраину и
убедились сразу – не торопится зима
угорбатиться восвояси. Чем дальше
на север, тем реже по полям мелькают
пригорки с робко пробивающейся на
их хребтинах молодой травкой; в
низинах, оврагах, буераках еще
таятся ноздреватые блекло-сиреневые
пластушины снега. А когда почти
вплотную подступает к дороге
сумрачный лес, не по себе становится
– упаси, Боже, сунуться туда, за
крайние сосны и ели, в сугробах еще
только так закупаешься!
- По
ровной «шоссейке» меня укачало,
сморило; я вытряхнулся из полусна,
вздрогнув от дикторского
безоговорочно-требовательного
голоса Анжелы:
- -
Алику пора отдохнуть и поразмяться!
- Алик,
повернувшись к нам от баранки руля,
виновато улыбался: мол, мог бы
мчаться без передышки и дальше,
да вот…
- Место
для отдыха его супружница
выбрала по
наитию или случайно. Из низины
лента дороги взметнулась на вершину
высокого холма, солнце поднялось к
полудню, обогрело
застывшую за ночь землю– и
такая даль открылась кругом, дух
захватило! Но словно мрачная тень
облака на солнышко набежала -
немного в стороне от дороги
краснели пятнами выщербленного
кирпича руины храма. Ни куполов с
крестами, ни колокольни, один
растрескавшийся остов с черными
провалами окон и белыми стволиками
молоденьких березок с
просыпающимися почками в
расселинах кирпичной кладки. Сразу
от храма – заполоненная
прошлогодним сухим бурьяном улица
обезлюдевшей деревеньки с парой-тройкой
полуразвалившихся домов.
- Кружит
незримо печальный ангел над местом
сим, ибо над каждым храмом, пусть
даже от него людская злоба, дурость
или безверие не оставили и следа,
все равно расправляет он свои крыла…
-
-
2
-
- Вот
нужная отворотка от шоссе,
джип неуверенно запетлял по
проселку. Тащились так мы еще
неведомо сколько, и вдруг - в
прогалах редкого
чахлого ельника на дорожной обочине
мелькнули раз-другой живо-весело
нарядные, под цвет весеннего неба, с
желтыми звездочками
поверху, церковные маковки. А вскоре
и весь храм стал виден – на
взгорочке крутого берега над речной
излучиной белобоко высится; длинной
чередой к нему - дома
деревенской улицы.
- Повеселело
на сердце…
- У
крайнего домишки, улезшего почти по
самые подоконники в землю, топтался
мужичок в фуфайке и в нахлобученной
на голову зимней шапке с
распущенными ушами. Он старательно
прикладывал козырьком к глазам
ладошку, пытаясь разглядеть того,
кто рискнул сунуться сюда на
легковой машине.
- -
Не узнаешь? – спросил меня отец
Сергий и кивнул Алику, чтобы
остановился.
- Мужичок,
заметив священника, поспешно
сдернул с головы шапку, шагнул к
машине. Черные, с щедрой проседью,
длинные волосы по-поповски стянуты
в жиденький хвостик; с бледного лица
глядят с потаенной печалью большие
черные глаза.
- Володя-богомаз,
точно он!..
- Когда
восстанавливали в городе наш храм,
потребовалось подновить уцелевшие
фрески на стенах. Несколько
десятилетий в храме ютился какой-то
складишко, слава Богу, не клуб и не
баня, вот и сохранилось кое-что.
- Мастеровитый
реставратор ныне в большой цене,
днем с огнем его в провинции не
сыщешь, и тогда находятся ребята
попроще. Умельцы эти кочуют из
города в город, из села в село, где им
дело в храме, побогаче или победнее,
всегда есть. Кто они – художники ли
неудачники или с талантишком
самоучки – никто их особо не
расспрашивает. Посмотрит заказчик-батюшка
на начальный образчик работы,
крякнет одобрительно и махнет
широким раструбом рукава рясы –
благословляю! Прокатится времечко,
выполнят богомазы заказ и – вольные
птицы, дальше по Руси.
- Володя,
тот, при нашем храме остался. Взяли
его сторожем. В маленькой хибарке
сторожки, где он поселился,
появились подрамники с холстами.
Володя не только ночами бродил с
колотухой внутри ограды и отпугивал
воров, но, отоспавшись, целый день
проводил за холстом с кистью в руке.
Если кто заглядывал невзначай, то
Володя поспешно закидывал холст
куском материи и смущенно улыбался.
Пришельцы уходили обескураженные,
но, порассудив, махали рукой: когда-нибудь
сам посмотреть пригласит, а пока
отвадился человек от кочевой жизни
и то ладно.
- Вскоре
истинная причина выяснилась, почему
это художник остался у нас…
- За
«свечной ящик» продавец срочно
потребовался, и кто-то из
прихожан привел молодую женщину.
Дожидаясь настоятеля, жалась она к
дверям в притворе, одетая в
долгополую темную одежду,
замотанная по-старушечьи по самые
брови в полушалок. К плечу ее льнула
девчушка лет двенадцати, другая,
поменьше, подпрыгивала нетерпеливо
рядом и теребила мать за ладонь.
- -
Беженцы они, с «югов», - поясняла
прихожанка, дальняя их родственница.
– Приютились у меня на первое время…
- Весной,
после суровых великопостных дней,
разглядели все, что Иоанна, помимо
доброжелательного и мягкого
нрава, еще и очень красива. Расцвела
прямо-таки. Что ж, Володя-богомаз
красоту видеть и ценить умел. И вот
уже просил он у настоятеля отдать
для новой семьи комнату-чуланчик,
смежную со своей мастерской в
сторожке…
- Пропали
Володя и Иоанна вместе с дочками
внезапно, вроде б уехали куда-то к
родне да и не вернулись. «Опять
потянула нашего богомаза кочевая
жизнь! – решили прихожане. – И
семейство с собой для повады
прихватил. Вольному – воля…»
- И
теперь вот, в этой глуши, Володя,
суетливо забегая вперед с края
тропинки, вел нас к своему обиталищу,
а на крылечке, приветливо улыбаясь,
встречала гостей Иоанна. Вернулась,
оказывается, на родину, в дедовский
дом, откуда еще девчушкой была
увезена родителями в поисках
призрачного счастья на чужбину.
- В
избе – без особых затей, небогато,
только что в одном углу, у окна,
Володины холсты. И опять был верен
себе скромняга-художник: поспешно
забросил холст покрывалом.
- -
Вот докончу, чуть-чуть осталось… А
для вас, батюшка, все готово.
- На
другом холсте неброский пейзаж –
широкая унылая гладь реки под
снегом, череда темных домишек на
дальнем берегу, но возле них весело
зеленеет сосновый бор, а над всем, на
фоне морозно-багрового
предзакатного неба, на крутизне над
речной излучиной – торжественно! –
храм.
- Отец
Сергий, довольно хмыкнув, достал
кошелек и протянул деньги Володе.
Тот смял их в кулаке и, плохо скрывая
радость, забормотал торопливо:
- -
Обновок дочкам накуплю! Давно ждут!
- Дочери
вышли из тесной горенки-передней,
благословились у отца Сергия.
Старшие уже невесты, обе
белолицые, русые
– вылитая мать, а младшенькая,
пятилеточка, смуглая, черные волосы
в кудряшках и глазенки черненькие,
Володины, только не с незатаенной
печалью, а живые, веселые.
- Володя
хотел въерошить младшей дочке кудри
на голове, но вдруг содрогнулся и аж
согнулся весь от накатившегося
приступа кашля. Он и прежде
покашливал, прикрываясь рукой, да мы
не обратили внимания.
- -
Простудился я. – отдышавшись,
наконец проговорил Володя и,
смахивая капли пота, провел ладонью
по расцветшему нездоровым румянцем
лицу. – На тот берег еще по льду на «натуру»
бегал, чтобы картину дописать, в
промоине и искупался… Вы прямо
сейчас в храм пойдете? Я провожу,
ключи вот возьму!
- -
Сами бы дошли, страж ты наш
неизменный! – ласково сказал ему
отец Сергий.
- -
Нет, нет! Я быстро! – засуетился
Володя.
- На
крылечке Анжела брезгливо
отстранилась от художника – порог
дома она даже не переступала,
топталась в сенях, и громко
прошептала матушке Елене:
- -
Тут у него не простудой пахнет, а
много хуже, держитесь подальше… Как
только люди не живут!
-
-
3
-
- Весь
крутой взлобок
берега под храмом, прогретый щедро
солнцем, зеленел робкой первой
травой. От разлившейся реки веяло
свежестью, холодом; темная
поверхность воды поблескивала
неподвижной гладью, и только по
середине, на стремнине, течение
несло льдины, бревна, коряги, всякий
мусор. Временами течение вроде б как
замедлялось, стремнина очищалась,
но за речной излучиной грозно
нарастал гул, что-то гибельно
трещало, и вдруг ахал точно
взрыв ; опять река несла вырвавшиеся
из затора льдины.
- После
потаенного сумрака в храме глаза
слепило солнце, и со взгорка к воде
по узкой деревянной лесенке мы с
отцом Сергием спускались боязливо,
цепляясь за хлипкие ненадежные
перила. В храме, обычном,
деревенском, с простоватой росписью
на стенах, ткаными домашними
половичками, постеленными на
дощатом полу, неожиданным было
увидеть резной иконостас из нежного
розового мрамора. На витых
столбиках его и арках над образами
каждый крестик, листочек, ангелок
вырезаны тщательно и с любовью.
Предзакатное солнце заглянуло в
окна храма, и мрамор засветился
тепло.
- -
Откуда ж чудо такое?! Это в Москве
или в Питере вряд ли где увидишь!
- Отец
Сергий в ответ на мои восклицания
улыбается: дескать, не жалеешь
теперь, что сюда поехал, и потом
неторопливо рассказывает, глядя на
проплывающие по реке льдины:
- -
Уж как слышал… Село здешнее
Пожарским не потому, что когда-то
горело, называется. В начале
девятнадцатого века отошло оно во
владение князю Пожарскому,
последнему в роду. Бездетен был
князь и уже немолод, переживал, что
не оставит по себе наследника.
Однажды приехал он из Питера имение
свое новое глянуть,а тут старец
столетний при храме обретается,
проведал он про князеву беду. «
Укрась, говорит, сей храм, мил
человек, во славу Божию, чтоб слава о
нем по всей округе пошла! И тебя
Господь наградит».
- Князь
богомольный был, пораскинул умом
туда-сюда и заказал в Питере
мастерам иконостас из итальянского
мрамора. Привезли его, установили.
Красотища! И предсказание вскоре
сбылось: понесла княгиня и родила
долгожданного сына. С той поры и
стали сюда приезжать и молить
Господа о чадородии отчаявшиеся
супружеские пары…
- Эту
историю моя матушка Анжеле
рассказала. Лежали они в одной
палате. Моя двойней разрешилась, а
та скинула, и врачи вдобавок
приговор вынесли – детей иметь не
сможет. Но на все воля Божья…
-
-
4
-
- С
раннего утра еще в храме пустовато.
К отцу Сергию перед аналоем жмется
на исповедь очередишка из
нескольких старушек, да «новые
русские» наши, Алик с Анжелой, стоят
неподалеку от царских врат, напротив
храмовой иконы Богородицы. Зажгли
большие, самые дорогие, какие
нашлись, свечи, перекрестились
робко и неумело, взялись за руки; оба
вглядываются, не отрываясь, в
богородицын лик.
- С
клироса зачастил «часы» старушечий
голос; в храм мало-помалу стал
набираться народ. В конце литургии
мы с отцом Сергием, собираясь выйти
на крестный ход, уже едва
протискивались к выходу из храма
вслед за старичком-хоругвеносцем и
певчими.
- Тут
же стояла вместе со стайкой
ребятишек Володина младшая
девчонка. И надо же – в узком проеме
выхода на паперть кто-то невзначай
подтолкнул меня под локоть, и кадило
в моей руке, звякнув цепочками,
ударилось об створку ворот. Живыми
светлячками разлетелись угольки, и
один из них обжег нежную щечку
Володиной дочки. Девчушка испуганно
закрыла личико ладошками, закричала
«Мама, мамочка!..» и ткнулась в
обтянутые джинсами ноги Анжелы.
Молодые на правах почетных гостей
шли вплотную за
священнослужителями. Анжела
подхватила девочку на руки, прижала
к себе, успокаивая, что-то зашептала
на ушко.
- Мимолетной
заминки никто и не заметил, разве
что я, старый неуклюжий медведь, да
отец Сергий и «новые русские» наши.
На верхотуре, на звоннице задорно
перекликались колокола, над народом,
потихоньку выходящим из храма,
торжественно-радостно плыло:
- «Христос
воскресе из мервых,
- Смертию
смерть поправ,
- И
сущим во гробех живот даровав.
- Христос
воскресе из мертвых!..»
- Анжела
с девчонкой на руках обошла кругом
со всеми вместе храм; потом уже,
когда закончилась служба, и
разошлись по домам истинные
прихожане и случайные «захожане»,
мы обнаружили ее сидящей на лавочке
за домиком трапезной. Девчонка
спала, положив голову Анжеле на
плечо; на щечке ее краснело пятнышко
ожога.
- -
Тихо, тихо!.. – зашипела Анжела на
бросившегося к ней обрадовано
Алика. Тот еще был и весь
мокрехонек, с ног до головы – на
крестном ходу таскал за батюшкой «иорданчик»
со святой водой для кропления мирян.
- -
Где этот ваш…Володя? – по-прежнему
шепотом спросила Анжела и, не
дожидаясь ответа, для пущей, видимо,
убедительности округлив
глаза с размазанной краской с
ресниц, сказала Алику с капризными и
одновременно приказными нотками в
голосе:
- -
Всё, солнце моё! Решено – берем
девочку себе!.. И на тебя, посмотри,
она даже немножко
похожа!
- Алик
согласно кивнул.
- Володя
с Иоанной легки на помине: подошли
скорым шагом, встревоженные, видно,
кто-то из ребятишек нанаушничал о
происшествии.
- Иоанна
хотела взять у Анжелы спящую
девочку, но не тут-то было: та и не
подумала ее отдавать, обняла крепче.
- -
Мы хотим ее удочерить. Надеюсь, вы не
против? – может быть, впервые
просяще, а не привычно
требовательно: дескать, все нам
дозволено, проговорила она. – У нас
ей будет хорошо, получит прекрасное
воспитание.
- У
Иоанны зарделись щеки, она
решительным движением высвободила
захныкавшую спросонок дочку из
объятий Анжелы.
- -
Не кукла она вам! – сказала сердито.
– Мы своих детей не раздаём!
- И,
гордо запрокинув голову, пошла,
прижимая дочку к себе. Володя,
оглядываясь, побрел за нею.
- -
Вы же бедные! Какое будущее девочку-то
ждет, подумайте! – кричала им вслед
Анжела. – Ну, не понимают люди
своего счастья!
- И
уж последнее выдохнула горько, чуть
слышно:
- -
Она же меня
мамой назвала…
- Алик,
задрав капот джипа, стал
сосредоточенно копаться в моторе,
Анжела забралась в салон и сидела
там с отрешенным видом, вытирая
слёзы. Матушка Елена, подобравшись
потихоньку к ней, зашептала что-то
успокаивающе. Я пошел искать отца
Сергия – пожалуй, пора и честь знать,
в дорогу собираться. А он тут,
неподалеку, был, слышал все:
- -
Молодцы, однако! – похвалил. А кого -
и непонятно.
- Когда
джип подкатил к выезду из села,
впереди замаячил вдруг Володя с
каким-то свертком в руках.
- -
Подождите! – он развернул сверток;
это была картина. Белоснежный храм
опоясывал по изумрудно-зеленому
холму крестный ход; сверкали
хоругви, за священством шёл
принаряженный празднично люд,
взрослые и дети. И в напоенном
весною воздухе, в солнечном
радостном свете разливалась
благодать. «Красная
Горка!»
- -
Последний штришок дописал… И дарю
вам ее, дарю! – свернув холст, Володя
совал его в окно автомобиля Анжеле и
Алику. – Простите нас…
- Всю
обратную неблизкую дорогу ехали мы,
не проронив и слова: каждого, видно,
одолевали свои думки. Только у
въезда в город Анжела, словно
очнувшись от тяжкого забытья,
попросила нас тихо:
- -
Помолитесь за Александра и
Александру, так нас при крещении
нарекли…