Антон Нестеров

Про холод

Он чувствовал, как холод наваливается на лес, становится все глубже, сковывая все вокруг неподвижностью. Только шорох его лыж. Деревья, казалось, изо всех сил вцепились корнями в землю – и замерли, вытянувшись и взметнув руки к небу в какой-то мольбе о пощаде, о том, чтобы пережить эту ночь.

Дышать становилось все труднее – вдох ожигал горло и вдоха этого не хватало. Он понял, что лучше остановиться, развести костер и ждать.

Сухой лапник, ветки – всего этого было здесь в избытке. Но нужны толстые бревна – иначе до утра не дотянуть. Пара палых стволов. Не пара, - три. Валить сейчас деревья, по холоду, когда каждое движение и каждый вдох оплачены таким усилием - слишком тяжело…

Пару деревьев все же пришлось валить. Потом подтаскивать их к той прогалине, у которой он решил остановится на ночь…

Когда пламя разгорелось, он черпнул в котелок снега, поставил его туда, где мерцали угли от прогоревших сучьев. Пламя лениво подлизывало древесные стволы снизу. И тут он почувствовал, наконец, как от огня идет – навстречу ему тепло. Лапник – сообразил он. Надо еще набрать лапника, чтобы бросить на него одеяло.

Когда он вернулся, вода уже кипела. Развязав мешок, он нашел чай, высыпал его на холстинки на ладонь, бросил в котелок и закрыл тот крышкой. Покопавшись, нашел в мешке завернутое в тряпочку вяленое мясо, выпростал два куска. Бросил одеяло на лапник. Налил в кружку чай. Потом лег, вытянулся. Над головою горели звезды. Он прихлебывал чай и думал – о звездах, пути через этот лес. О том, что скажет, когда придет. Усмехнулся, запахнул одеяло – и просто какое-то время лежал, глядя в вызвезженное зимнее небо. Пробежал взглядом по созвездиям, от одного к другому – пока не остановился на Орионе, - самом зимнем из всех. Три звезды на поясе Ориона полыхали холодным огнем…

Какое-то движение… Он заметил его – даже не по игре теней – это движение просто пробежало по краю сознания. «Плавно, очень плавно…» - подумал он. Тихо вытянуть руку из-под одеяла, дотянуться до ружья – только потом вскочить. Но сперва – посмотри, что там. Лежа неудобно, но иначе ты не успеешь развернуться, кода вскочишь. Разворачиваться надо направо, туда, где мерцают угли, это рядом с ними.

Он осторожно повернул голову.

Он даже не сразу понял. Он ждал волка. Медведя-шатуна...

Но у огня сидела… Рысь. Просто сидела – спокойно и… красиво. И на его движение она повернула голову и уставилась ему прямо в глаза – зеленоватым, немигающим взглядом – она просто сидела и смотрела на него. В глазах ее плясали отблески огня. Она не убегала, не прыгала – на него, или в сторону. Эта рысь сидела у огня и внимательно смотрела на человека, который лежа тянулся за ружьем. Кисточки на кончиках ее ушей чуть подрагивали – и вдруг он понял, что она нервничает сейчас также, как он. Но не уходит. Ждет. И он даже успеет дотянуться за ружьем, но… Но рука сама уже остановилась. Потому что он уже понял – резко, мгновенно: холод. Рысь просто пришла к огню. Зная, что у огня человек – но как он не дотянет до утра сегодня, если не будет костра, так и рысь – просто нуждалась в тепле. Она смотрела ему в глаза – и он уже знал, что это – договор. Можно проверить.

Левой рукой он все еще сжимал нож на поясе – но то, как он сел, каждое движение – в нем уже не было напряжения перед схваткой:

- Ну что ж, сиди! – сказал он с усмешкой.

И… рысь – она ответила на это чем-то типа кивка…

Он лежал, и смотрел на звезды – или на рысь, сидящую у костра – в глазах ее плясали огоньки – отблески пламени. Похожие на звезды. А ночь становилась все холоднее. 

Илл. О. Романовой