- Послушай мою новую песню! - и сорвал со стены немудреную скрипку. Андерс с Водопада слушал, покачивал головой и кивал самому себе. Таким же бледным, с пылающими глазами вернулся однажды и он, проведя ночь у Водопада. Скрипка пела в руках у Нильса, и душа старика наполнялась светом и печалью. - Вот ты и отдал мир песне, - вымолвил он, когда мелодия утихла. - Но что же из этого мира ты отдал взамен навсегда? - Навсегда? - удивился Нильс. - Я задремал у реки, мне приснился Хозяин Водопада - он и сыграл мне этот вальс. - А что же потребовал у тебя Он, кого лучше не называть по имени? - Ты это всерьез? - вздрогнул Нильс. - Думаешь, это был не сон?- Сон, - ответил Андерс с Водопада. - Сон, но это всерьез. - Но я же отдал Гудрун! - в ужасе вскрикнул Нильс. - Я так и понял, - отозвался старик, - поэтому ты так и играешь. Я когда-то испугался, отдал самую малость - вот и получил почти что ничто. Я слишком любил жизнь, чтобы стать великим скрипачом. Никогда и ни в чем я так не раскаивался, как в этом. - Гудрун, - пробормотал Нильс. - Мама моя умерла... Отец не любит меня... Не может же Хозяин Водопада отнять у меня еще и Гудрун! - Отнять? - спросил старый скрипач. И, помолчав, задал еще один вопрос: - Где ты был, Нильс? Тебя никто не видел два дня.

- Как два дня? - поразился юноша. - Мы вчера говорили с тобой, а ночью я встречался с Гудрун.
- Это было два дня назад, - сказал Андерс с Водопада. - А вчера Гудрун бросилась в омут у мельничного колеса. Ты отдал ту, кого отдал. Ваш уговор с Ним - выполнен.
Нильс долго молча глядел на Андерса, а потом, так ничего и не сказав, быстро вышел.
Он шел и шел, сперва по деревне, потом по лесу, потом уже в самой чаще. Вечерело. С запада налетела буря. Нильс лег на отсыревший мшаник и стал смотреть вверх, на раскачивающиеся кроны деревьев. В ветвях шелестели и жалобно шуршали легкие голоса эльфов: "Крути колесо, крути!"
Сгустились сумерки, и ночная живность начала объявляться в лесу. Пробрели сероухие тролли, тащившие огромные мешки мокрого белого мха, из которого сочилась на их косматые спины травяная сукровица.
- У-ух-у-ух, - гнусаво отдувались они в самое ухо Нильсу, - крути колесо, крути и ты! Мы вот весь век крутим, таскаем за десятерых, едим за семерых, день не поедим - отощаем, два не поедим - помрем...
Подошли другие, с маленькими, гноем сочащимися глазками. Они обнюхивали ноги Нильса, кряхтели и бормотали едва разборчиво:
- Гнилое, и тут гнилое... Ни свежатины не поесть, ни гнили... Судьба такая... А ветер подымет - и унесет... И там снова гнилое...
Мерцающие светлячки вились над кочками и шептали:
- Одни!.. Без папы, без мамы... Безо всех... А жить надо... Жить до Страшного суда...
Нильс спал и не спал, беспокойно ворочаясь во мху. Но вот открыл глаза и увидел, что уже светает. Тогда он встал и зашагал к Водопаду.
Река была темна и грозна, словно пиво, бродящее в чане. Водопад ревел, но в реве этом раздавался мерный стук вращающихся жерновов: день-то был будничный, и мельница работала. Подойдя ближе, Нильс увидел, что Хозяин сидит внутри огромного колеса и все вращает его, загребая воду осклизлыми зелеными лопастями. "Крути колесо, крути! - приговаривал Хозяин. - Жизнь - это жернов, мы его крутим, а он скрипит и проворачивается, скрипит и проворачивается, и перемалывает наши сердца!" Тогда Нильс отвернулся и кинулся прочь, не разбирая дороги.
Восходило солнце. Таяла и расползалась нежить. И вот Нильс, споткнувшись о корень, рухнул в заросли вереска и, наконец, уснул.

Когда Нильс проснулся, он услышал, будто впервые в жизни, как утренний ветерок треплет жесткие чубы сосен. Жемчужное облачко скользило над гордыми кронами корабельного леса, и Нильс смотрел на него, словно только что родился и впервые увидел мир. Им овладело волнение, глубокое и странное; сердце стало биться с перебоями. Он вдруг разом увидел целиком свою судьбу. Внутренность леса гудела под ветром как орган. Торжественная мелодия окатила юношу, и из сердца его потекла музыка. Осталось только сыграть ее, и Нильс пошел в деревню, к скрипке.
- Послушай, - сказал он, - возникнув в дверях домишки Андерса с Водопада. - Это -"Вальс березовых листьев". - И протянул руку к скрипке.
Мелодия полилась, Андерс заслушался, заморгав короткими рыжими ресницами, и в светлых глазах его выступили слезы. Какая музыка!.. Уметь сочинять такое самому!... Он впитывал в себя мелодию, как сухой песок воду.
- А теперь - "Лесная полька"! - засмеялся Нильс, и смычок затанцевал на струнах. - Дай мне коробку с едой, - крикнул он сквозь голос скрипки. - Я пойду в лес, слушать деревья!
- Возьми мою скрипку, - сказал Андерс. - Ее сделал старый мастер. Она подходит тебе больше, чем мне. А еду я сейчас соберу.
И Нильс ушел - с коробом из бересты на спине и со старой скрипкой в мешке. Он спал в заброшенных сторожках смолокуров и углежегов, он слушал лес и играл для леса. И они понимали друг друга - травы, деревья и человек.
Однажды Нильс сидел на дне старой угольной ямы и, пробуя, водил смычком по струнам. Потихоньку складывалась мелодия. Вдруг ему померещилось, словно что-то белое мелькнуло между древесными стволами. Вот исчезло, а вот опять - легкое белесое сияние.
"Лесовица, - подумал юноша. - Лесовица пришла потанцевать. - И он увереннее повел по струнам волосяным смычком. Скрипка запела, притягивая робкий танцующий призрак. Вот он уже за ближними кустами, вот проступает сквозь их ветви, сгущается, обретает человеческие черты. И тут Нильс узнал Гудрун. Словно порыв бури унес его мысли, но рука не дрогнула. Он играл и играл. Чтобы не спугнуть Гудрун, юноша сидел не двигаясь, а она, кружась, медленно приближалась. Но когда до ямы оставалось пять-шесть шагов, она неожиданно вздрогнула, сбилась с ритма и отступила в тень деревьев.
- Гудрун! Иди ко мне! - закричал Нильс.
- Не смею, - прошелестело в ответ, словно ветви, качнувшись, коснулись друг друга.
- Не бойся! - крикнул Нильс, вскакивая и отбрасывая скрипку прочь. - Иди ко мне, любимая!
- Не смею, - снова прошелестело из сгустившейся тени.
Нильс выпрыгнул из ямы и подбежал к деревьям, но там никого не было, и трава не была примята.
- Гудрун! - крикнул Нильс в глубину леса. Но даже эхо не отозвалось ему. Тогда юноша вернулся к яме, поднял скрипку, прижал ее к плечу, и струны зарыдали, и лес вокруг зарыдал, потому что только через музыку могла теперь говорить душа Нильса.

Прошло много лет. Нильс бродил по лесам и приносил из них в хутора и деревни свои крылатые песни. Когда он появлялся между домишками, его окружала детвора и собаки, а за ними спешили деревенские музыканты, чтобы перенять новые мелодии. Люди в этих краях слышали теперь голоса скал и моря, елей и вересковых пустошей так, как услышал их Нильс. Они зазывали его на свадьбы и крестины, по воскресеньям и на большие праздники, и скрипка Нильса целые вечера царила в их душах.
Как-то поздним вечером, возвращаясь с веселой свадьбы, измотанный и отчего-то загрустивший, Нильс, сам не зная как, оказался возле Водопада. Он остановился, загляделся на несущуюся воду, прижал скрипку к подбородку и заиграл. Он играл нежно и проникновенно, песня его слилась с шумом потока, и вот в голос его скрипки влился другой голос - такой же чистый. Хозяин Водопада вышел из воды, они стояли друг напротив друга, и скрипки их пели об одном. Мелодия пронизала ночь, сплелась с ветвями и облаками, забурлила речною пеной. Хозяин повернулся лицом к реке и, не прекращая играть, медленно пошел вперед. Вслед за ним неслышными шагами двинулся Нильс. Вот они по колени в воде, вот по пояс, вот уже и по грудь. А мелодия разрастается, касается звезд и вновь падает вниз, на пустынную реку, где уже давно нет никого, и лишь скрипка плывет куда-то по черной воде.

Интересно...